Подлиповцы

– Да Пилы нет, што за жизнь, – говорил Морошка.

– А ребята как?

– Баба в городе осталась и ребята с ней.

– Есть деньги?

– Есть.

– Украл?

– Украл.

– Ах, леший, леший! А со мной-ту что было, ужасти! – Пила начал рассказывать, как его избили, и повел своих однодеревенцев в питейную лавочку.

– Уж мы все знаем, – говорили прибывшие подлиповцы.

– Ну, ошшо не все померли? – спросил Пила Морошку. – А Агашка жива?

– После твоей Апроськи парень да девка Тычинки померли… Агашка ушла с бабкой, – куды-то в дом робить взяли.

– Ишь ты… А поп?

– Што с ним… Да я, почсь, и не видел его.

– А как… сам зарыл?

– Сам.

– Ну, теперь кто там у те?

– Да жена.

– А околиет?

– Пусь.

– Ах, чучело!.. Жалости в тебе нет.

– Так таперь кто там? Корчага да Кочеражка? – спросил Сысойко.

– Идти тожно хочут совсем: уйдут, тоже и моя баба с ними.

– А ты бы и взял их! Ну уж, и край! Кто же в Подлипной-то останется?

– А собака!..

– Эво! И собаку с собой надо. А дома-то как?

– Дома! Эко диво! што с домами-то?.. Помрут? Подлиповцы стали ходить вместе с товарищами Пилы и составили особую толпу.

– Мы, ребя, тожно все пойдем. Смотри, не отставать, а што бог даст, все пополам, – усовещивал Пила своих однодеревенцев.

– Уж не бай; ты голова, не нам чета. Наконец приехал прикащик из Шайтанского завода за наймом бурлаков. Около Шайтанского и прочих заводов хотя и есть крестьяне, но они считают за лучшее остаться дома, а крестьяне других северных уездов губернии рады за небольшую плату наняться в бурлаки. Бурлакам платят от восьми до пятнадцати рублей за сплав барки от завода до Елабуги и других городов выше Нижнего, откуда металлы сплавляются уже пароходами. Крестьяне, числом около ста, собрались на рынке. Пришел прикащик. Крестьяне шапки сняли.

– Вы бурлачить?

– Бурлачить.

– Кажите паспорта! Паспорта были у двадцати человек, преимущественно крестьян Соликамского и Чердынского уездов.

– А у вас есть паспорта? – спросил прикащик остальных.

– Батшко, не губи!.. Каки тут еще паспорта?.. – вопили крестьяне.

– Беспаспортных мне не надо. Крестьяне в ноги ему поклонились. Долго возился с крестьянами прикащик. Не понимают они его. Ему каждый год приводилось возиться с ними, и он все-таки обделывал дело: сам ездил в волости, выправлял паспорта бурлакам и вносил за них деньги. Теперь он заключил со всеми крестьянами контракт; отобрал паспорта, у кого они были, дал паспортным по рублю, а беспаспортным по полтиннику; велел дождаться его, а сам отправился в их волости. После отъезда прикащика все крестьяне загуляли. Загуляли и Павел с Иваном, которые хотя и были всех моложе, но тоже попали в бурлаки и получили по тридцать копеек денег. Целую неделю кутили бурлаки, до тех пор, пока не издержали все деньги. Да и промысловые рабочие то и дело подговаривали простаков на выпивки и угощались на их счет сами. Но когда у бурлаков не стало денег, рабочие два вечера сряду угощали их на свой счет, за что промысловые рабочие очень понравились бурлакам. Павел и Иван купили себе лапти и валенки, а остальные деньги проели на булках. Одна только Матрена скупала, ее не приняли в бурлаки. Она поступила работницей на варницу и содержала Пилу, Сысойку и детей. Три с половиной недели бурлаки ждали прикащика. В это время они хотели уйти, но их отговаривали промысловые рабочие тем, что теперь уже нельзя, так как получены ими задатки. Большая часть их работала на пристанях, у барок и у варниц, и только небольшими заработками они пробивались в селе. Наконец приехал прикащик. Он пересчитал всех крестьян, записал их снова, показал им паспорта, взятые на полгода, выбрал из них четверых в лоцманы, дал всем, кроме лоцманов, по рублю денег, а лоцманам по три рубля, велел идти в завод. Уладивши все с крестьянами, прикащик уехал. Прикащиком было нанято еще более ста человек, только на самых местах, в селах и деревнях Вятской губернии. Все крестьяне, накупив по две пары лаптей, по три ковриги хлеба, соли, наелись на ночь сытных щей, крепко уснули, а утром, вставши до свету, закусили крепко на дорогу, увязали плотнее свои котомки, собрались за селом и тронулись в путь. Матрена долго следила за подлиповцами. Идут они, идут в большой толпе… вон Ванька да Пашка оглядываются и утирают слезы… Не взяли Матрену! заплакала она и ушла в варницу… Один только Тюнька не знает теперь горя: он рано встает с маленькими хозяйскими детьми, и как только встает он да хозяйские дети, и начинается у них беготня да игры. Хорошо еще, что хозяйка, мастерская жена, добрая и есть с кем Тюньке порезвиться, а не будь ни этой хозяйки, ни детей ее, что бы сталось с Тюнькой и Матреной? Как бы она стала работать с ребенком? А работа ее такая: дрова она в варницу таскает да из варниц в амбары соль на плечах по длинной лестнице носит. Трудная работа досталась Матрене…

Часть вторая. БУРЛАКИ

I