Подлиповцы

– Ну. А ты сам погляди. Товарищи повели подлиповцев в насос. Там четыре лошади, погоняемые одним мальчуганом, шли кругом столба с колесами. Колеса двигались, их много, большие и маленькие. Подлиповцы ничего не понимали, не понимали и товарищи их, как соль добывается. «Лихо, бат, колеса-те ворочаются, смотри, какие большие. Спереди-то ровно ничего: то укурнется, то вынырнет какая-то штучка, а здесь вишь ты!..» – рассуждали товарищи подлиповцев. Мальчуган погонял лошадей. «Эй, вы, черти! Пссю! Я вас!» – и он бил их палкой. Как должно быть скучно, его занятие погонять лошадей вокруг столба целый день, а может быть, и неделю?.. Павла и Ивана задор взял: им завидно стало. Обоим хотелось так же погонять лошадей, как погонял этот мальчуган. Они пристали к нему, попросту, как к обыкновенному деревенскому мальчугану. Мальчуган обругал их. Подлиповцы вышли. Этот мальчуган был тертый калач, испытавший нужду и горе с детства, человек заводский; а наш заводский мальчик не уступит взрослому заводскому человеку, который толковее и злее крестьянина. Заводский человек больше зол на свою судьбу, чем крестьянин. Крестьянин (я беру государственного) работает на себя, сколько ему хочется; с него требуют только подати, спрашивают рекрута, да он должен понравиться, то есть удовлетворить станового. Заводский человек не то. Нанялся он в рабочие (я беру не то время, когда эти люди были крепостными и когда с ними делали, что хотели), назначили ему в месяц, понедельно или поденно плату и говорят: вот тебе работа, – непременно, чтобы она была кончена. Не кончил работник к сроку работу или прогулял несколько дней, то есть почему-нибудь не пришел на работу, ему не дадут жалованья. Если рабочий делает не так и мастера замечают, что он ленится, его прогоняют, не заплатив платы. И так часто заводскому человеку приходится искать работы долго и голодать, потому что он идти в старое место боится; но куда пойдешь? как оставишь свое семейство, которое живет только им одним? И вот он за какую бы то ни было плату готов опять работать на том же заводе: «пусть делают, что хотят, а я буду робить»… Он работает день, на ночь уходит домой в надежде, что получит деньги утром; не утром, а в первом часу, прикащик, явившийся посмотреть, работают ли люди, гонит от себя рабочих: прикащик человек богатый, он чувствует, что он сила, что он все, что он имеет рабов… а этим рабам есть нечего, убиваются их жены, голодают дети?.. Вот почему рабочий человек ко всему относится с ненавистью. Ни работа его не радует, ни свое семейство; он всю жизнь свою мучится: он еще в детстве знает, что он за человек, в детстве начинает привыкать к работе, и, наконец, поступив в рабочие, видит угнетение, его бьют… Ушел бы, да боится: он только и умеет дрова рубить, да сено косить, да соль варить – или что-нибудь подобное, к чему он приучился еще с восьми лет. Все заводские мальчики смышленее крестьянских мальчиков: мальчик шести лет уже бегает по заводским улицам с другими мальчиками, с товарищами, не боится старших; видя то, что делают старшие и что особенно его забавляет и нравится ему, он делает то же самое, один или с товарищами, он так же ругается, как и взрослый, и кого ненавидят старшие, того ненавидит и он. Товарищи Пилы повели подлиповцев в варницы, В варнице печь огромная; пламя в ней так и разливается; жара нестерпимая, а мужики то и дело бросают в нее большущие поленья… «Диво! Откуда и лесу-то столь добыто? Вот бы тут остаться… тепло было бы, да вон и семь мужиков, сидя в углу на земле, каждый оплетает большие гомзули хлеба, да что-то из большого котла хлебают…»

– Это што? – спросил Пила одного работника, показывая рукой на печь.

– Слеп, што ли?.. Ишь, печь!

– Знамо; ровно печь…

– Ну, и не спрашивай… Ково вам надо?

– Да мы так, поглядеть, – сказал один товарищ подлиповцев.

– Эка невидаль! Заставить бы вас поробить, так покаялись бы. Пила не понимал: чего тут трудного? уж не горят ли тут люди? «Вон поп баял, как помрешь, так в огонь и бает, турнут… и никогда, бает, не сгоришь. Boт этот огонь-то и есть…» Ему страшно сделалось.

– Подем, ребя! Ошшо спалят! – говорит Пила товарищам. Товарищи разговаривали с рабочими.

– Уж как трудновато. Не знаем – дрова в кучу складывать, не знаем – бросать в печь, – говорил один из работников.

– Эй вы, черт!.. что встали? Помогай дрова таскать! – кричал один мужик, бросая в варницу дрова, привезенные на семи лошадях. Подлиповцы с товарищами стали бросать к печке дрова. Подлиповцы охотно работали, их пробирал пот, им хорошо показалось носить дрова и бросать их в кучу.

– Баско, Сысойко!.. – говорил Пила, осклабляясь.

– Баско…

– Ты говори спасибо: не я, так съели бы тебя тамока.

– Ну их к цорту на кулицки. А мы не пойдем отселева?..

– Коли бурлачество – баско… только лиже печь-то, огнище-то эво! Спалят ошшо…

– Нет уж, в друго место подем.

– А вы откелева? – спрашивали между тем работники товарищей подлиповцев.

– А чердынские. Знашь Егорьевскую волость?

– Нет.

– А вы здешние?

– Мы дедюхинские; преж казенные были, теперь вольные стали.

– И подать не платите?