Подлинное искупление

Он подпитывался ненавистью к Палачам… ко всем, кто встал на пути нашего народа. У меня внутри всё упало. Я понимал, что только мне под силу его остановить, но никто из моих людей не знал, что место их Пророка занял самозванец. Мне не у кого было просить помощи. У меня не было союзников, которые могли бы вызволить меня из этих стен. Охранники Иуды были верными и такими же кровожадными, как и он сам.

У меня не осталось никого, кто помог бы мне вернуться к власти.

В отчаянии я слушал раздающиеся выстрелы, вопли охранников, требовавших от людей большей меткости. Даже из этой камеры я чувствовал липкий густой страх, исходящий от нашей паствы — их нервные крики; их молчание. Они все были напуганы. Иудины слова ненависти подтолкнули их всех к последней черте. Оставалось только догадываться, что произойдёт, когда они ее перейдут.

— Райдер? — донесся из-за стены голос Хармони во время паузы между выстрелами.

— Да?

— Почему ты так злишься? Я это слышу… Чувствую это даже сквозь стену.

Я еле сдерживался, чтобы не сказать ей всю правду, но не мог признаться. Мне нравилось разговаривать с Хармони. Я не хотел, чтобы это прекратилось. Она, должно быть, доверяла мне, чувствовала со мной какое-то родство, если призналась в том, что сделал Иуда, если показала едва уловимое отвращение к нашей вере. Если она узнает, кто я такой, то никогда со мной больше не заговорит. Решит, что я такой же, как мой брат.

У меня сдавило легкие. Может, так оно и есть.

Я поступал так же, как он. Я согрешил так же, как и он… Я убивал, я допустил, чтобы во имя Бога, который, как я был уверен от меня отвернулся, творились чудовищные вещи.

Мы абсолютно одинаковые.

— Райдер? — переспросила меня Хармони.

Я уставился в угол комнаты.

— Потому что не осталось никакой надежды. Никакого гребаного солнца в этой темной ночи преисподней.

— Райдер, надежда есть всегда, — прошептала Хармони, и мое сердце треснуло прямо посередине.

К горлу подступил ком, и я почувствовал, как глаза щиплют слёзы.

— Разве? — срывающимся голосом спросил я. — Лично я ее не вижу.

— Да, — ответила она. — Раньше, в самые трудные часы моей жизни, я тоже думала, что ее нет. Но потом я встретила людей, внутри которых горел такой свет, какого я никогда прежде не видела. Людей, которых когда-то считала врагами. Людей, которые оказались очень хорошими в глубине души… это убедило меня в том, что где-то там, в мире грешников, ещё есть надежда. В мире, не похожем на тот, в котором живём мы.

Ее приятный голос лился на меня, словно бальзам. Чтобы лучше ее слышать, я закрыл глаза. Когда она говорила, я чувствовал, что у меня есть друг. Когда я разговаривал с ней, мне казалось, что в первый раз в жизни, я говорю правду.

Кем бы я ни был, в этот момент я был собой.

— Те люди, — спросил я и лег на пол, приблизившись губами к щели в каменной стене.

Я прижался грудью к земле. Было неудобно, но меня это не заботило. Мне просто хотелось услышать ее нежный голос.

— Они разделяли нашу веру?

Хармони ничего не ответила.

— Я спрашиваю, потому что мне… мне кажется, что я потерял веру в то, что мы исповедуем здесь, в Ордене. Мне кажется, что я потерял веру в и людей, которые здесь живут.

Я зажмурил глаза. Это был первый раз, когда я озвучил эти мысли, почувствовал их правильность. Я, Пророк Каин, засомневался во всем, для чего меня воспитывали.

Месяцами сидя в одиночестве, я только и делал, что думал, днём и ночью. Думал о каждой сделанной в жизни мелочи, о каждом поступке, каждой мысли — хорошей или плохой. Это была адская пытка, прожигающая меня изнутри. Сутками размышлять, прав ты был или неправ… размышлять, служил ли ты добру, как думал раньше, или слепо встал на путь зла.

Если Бог и существовал, то сейчас я не чувствовал его присутствия. Молился, чтобы всё это было не от того, что дьявол осквернил мою душу, как утверждал Иуда. Я все еще верил, что зло реально. Просто не знал, был ли я этим злом.

— Да, — осторожно сказала Хармони, возвращая меня к заданному вопросу. — Люди, которых я люблю, тоже отсюда. Хотя они не поддерживают действия, причиняющие боль другим… невинным девочкам… и мальчикам.

Я замер.

— Мальчиков тоже мучили?

— У них очень доброе сердце, — продолжала Хармони. — Они бескорыстно давали мне надежду, когда я лишилась всего, что любила, и мой свет погас из-за безграничной человеческой жестокости.

Я смотрел на крошечную щель в стене и больше всего на свете хотел увидеть лицо Хармони. Чем больше она говорила, тем больше мне хотелось ее узнать. С тех пор, как она здесь появилась, ее голос стал моим спасителем. Мне хотелось заглянуть ей в глаза и увидеть огонь, таящийся у нее внутри. Последние пару месяцев в моем сердце был сплошной лёд. Я подумал, может ей удастся его растопить. Заглушить громкие крики сомнения у меня в голове.

— О чем ты думаешь? — спросила Хармони, немного успокоив мою боль.

У меня дернулись губы. Она приняла мое молчание именно за то, чем оно и было — за тревогу.