Подлинное искупление

— Что?

Руфь опустилась на пол и села напротив меня. Белла прижалась ко мне и взяла меня за руку. От её прикосновений я черпал силы. Она и была моей грёбаной силой.

— Ты считаешь злом меня? — повторила Руфь.

Белла казалась растерянной.

— Нет, — ответил я, глядя на женщину, о которой практически ничего не знал.

Сейчас, в рубашке и длинной юбке, она выглядела иначе, совсем не так как при нашей первой встрече. Ее длинные каштановые волосы были распущены, а карие глаза внимательно смотрели на меня… очень внимательно.

Руфь сглотнула и опустила глаза.

— Значит, ты похож на меня.

Я понятия не имел, о чем она говорит.

— Ничего не понимаю.

Руфь сидела, не поднимая глаз и сцепив руки на коленях.

— Мне было тринадцать, когда меня забрал к себе мой приемный старший брат. Моих родителей никогда не было рядом, их больше беспокоил поиск очередной выпивки. Поэтому он меня забрал. Он приехал за мной, сказал мне, что нашел Бога, и что на него возложено исполнение священной миссии.

Я застыл на месте, а она тем временем продолжала.

— Он отвез меня в Техас. Когда я увидела его новый дом, то глазам своим не поверила. Увидела всех этих людей, которые его любили и поклонялись… но моя любовь к его дому длилась недолго.

Белла так сильно сжала мне руку, что, по-моему, перекрыла приток крови.

— Потому что однажды ночью он пришел за мной. Я не понимала, чего он хочет от меня — своей сестры. Но вскоре я это узнала, — она поморщилась. — Он повел меня в свою постель… и… и…

Руфь крепко зажмурила глаза.

Когда она подняла голову, по её щекам катились слезы.

— Я не знала, что ношу близнецов. Лэнс, мой брат, скрыл это от меня, когда врачи делали мне УЗИ. До их рождения меня держали в полной изоляции, — у нее вырвалось рыдание. — После того, как они родились, мне разрешили подержать их на руках всего несколько минут. Я никогда не хотела этих детей; он меня к этому принудил. Но когда я заглянула в их большие глаза, то мгновенно их полюбила. Они стали так мне необходимы, что я даже не могу этого объяснить. Они были моими… моей душой, моим сердцем… пока он их у меня не забрал.

— Нет, — прошептала Белла и неистово вцепилась мне в руку.

Я пытался вздохнуть, но не мог. Воздух просто не шел.

— Я часами плакала и плакала. Кричала, чтобы ко мне вернули моих сыновей. Но мой старший брат, Пророк, сказал мне, что мои мальчики — его сыновья — будут воспитываться как его наследники. Что Бог поведал ему, как их растить… вдали от людей. Потому что они особенные.

— Руфь, — произнесла Белла и взяла её за руку.

Почувствовав от Беллы столь необходимую ей поддержку, Руфь поморщилась от боли. Но я не мог пошевелиться. От шока я лишился дара речи.

— Я так и не оправилась от потери своих мальчиков. Пророк сказал, что из-за своего угнетенного состояния и отсутствия веры, я стала настоящим бедствием для общины, поэтому он меня выслал. Отправил меня подальше от моих сыновей, чтобы я не нарушила Божьи замыслы.

— Пуэрто-Рико, — прошептала Белла.

Руфь кивнула.

— Я находилась там, пока нас не вернули в США для объединения Нового Сиона.

Руфь взволнованно взглянула на меня, затем подалась вперед. Она подняла с пола прядь моих волос. Тогда я понял, что наши с ней волосы одинакового каштанового оттенка. А её глаза того же цвета и формы, что и мои.

Она была… она была…

— Я думаю, что Иуда стал похож на своего отца, а ты…, — она сглотнула. — А ты — на мать…

Руфь встретилась со мной взглядом.

— На меня.

Я смотрел на эту женщину, пытаясь разобраться во всём том, что она мне сейчас сказала. Дядя Давид был мне вовсе не дядей, а отцом. И он изнасиловал свою приемную сестру… мою мать…

— Я не знаю, каково это, быть сыном.

Понятия не имею, почему именно это было первым, что сорвалось с моих губ. Но ровно это я и сказал.

Руфь вздохнула и слабо улыбнулась.

— А я не знаю, каково быть матерью.

Я опустил голову, не зная, какого хрена мне теперь делать. Вдруг в мою свободную руку легла ладонь — теплая, мягкая и….

— Мать, — прошептал я, пытаясь выдавить слова из пересохшего горла. — У меня есть мать.

— Да, — заплакала Руфь, и у меня в руке дрогнула её ладонь. — И, если ты мне позволишь… я… я хотела бы узнать тебя получше. Я… я люблю тебя, сынок. Всегда любила…

Белла наклонилась к Руфи и поцеловала её в висок. Моя жена прижалась ко мне, не отпуская меня ни на секунду и не давая мне сломаться.

Я сидел на полу в ванной, у меня в объятиях и в сердце были мои мать и жена. Обе хорошие женщины. Обе чистые души…

… все мы выжили.

У меня в голове снова раздались слова Смайлера, и я понял, что брат прав. Я должен попытаться жить. В этом кромешном аду, каким была моя жизнь, меня наградили чудесными дарами.

Сжав руку своей матери и потрясающей, храброй жены, я закрыл глаза. И на этот раз, когда меня окутала темнота, у меня в голове не возникло никаких ужасных образов. Вместо этого в груди разлилась легкость, и мое сердце наполнилось теплом.

И несмотря ни на что, я улыбнулся.

Улыбнулся и обнял свою семью…

. . потому что мне действительно повезло.

Просто чертовски повезло.

ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ

Белла

Три дня спустя…