Подлец высшей академии

— Да, — подметил Габриэль, нежно поправив прядь моих волос у лица. — Я не держу на него зла. Но никогда не прощу за то, что он пытался навредить тебе.

— А наш ребенок?

Любимый вновь улыбнулся, от чего черты его лица сделались мягче.

— Этот ребенок мой, а значит часть его семьи. Семья для нас с братом дороже жизни. Мы учли это в детстве и не забудем никогда.

Я смотрела в глаза Габриэля, пораженная до глубины души. Его слова успокаивали меня, дарили уверенность.

— Я люблю тебя, — вдруг прошептала на выдохе, решив сказать это прямо сейчас, и горячие губы мужа тут же смяли мои в жадном поцелуе.

— Ты вновь играешь с огнем, Роза… — осторожно назвал он мое имя, от которого я так и не смогла отказаться. Слишком много оно значило для меня. — Теперь нам придется опоздать на совет…

Я едва не задохнулась, когда его рука проникла под подол длинной юбки и сжалась на упругом бедре, на котором ярко сияли две заглавные буквы, вырезанные лезвием ножа для писем: «Г.М».

Руна больше не поглощала мою ману, она лишь позволяла этому сексуальному магу знать мое точное местоположение и усиливала желание в стократ.

— Пожалуйста… — простонала, сгорая от нетерпения.

— Обожаю твои мольбы, принцесса! — и одним усилием порвал на мне блузку вместе с бюстгальтером, воспользовавшись маной на кончиках пальцев.

Каждый раз я теряла себя от страсти в его объятиях, а после находила вновь, готовая идти дальше. Только рядом с ним я чувствовала себя живой, настоящей, неуязвимой. Мне больше не нужно было претворяться кем-то, скрывать свои эмоции, я могла сама принимать решения на благо империи, а не быть пустой куклой.

Окончание академии Эденгард и членство в верховном совете было лишь началом…

Я собиралась купить несколько зданий, чтобы открыть в них приюты для сирот, планировала ужесточить закон касательно браконьерства, а Линзаэль, занявший трон отца, решительно был настроен искоренить турмалин и все заведения, связанные с боями «в клетке», осудив всех причастных.

К слову, брат по-прежнему тайком выбирался из дворца в одежде обычного прохожего и лично проверял, как обстоят дела.

Я больше не злилась на него, наоборот в какой-то мере была даже благодарна…

Он принял верное решение. Империи нужен был такой как он, а мне — Габриэль Мейз.

Я издала громкий стон, от которого у моего ректора потемнело в глазах, и мы окончательно потеряли счет времени.

Наши чувства нам неподвластны. И порой, когда кажется, что спасения нет, а тьма поглощает целиком, обязательно наступит рассвет. Ведь даже лютая ненависть может переродится в нечто прекрасное и возвышенное, если в сердце бушует страсть.

Я усвоила этот урок.

И теперь растворялась без остатка в руках того, кто так учтиво мне его преподал.

Конец!