Подлеморье. Книга 1

Уже несколько дней живет дома Магдауль. Ни на шаг не отстает от отца Банька. Шустрый и смекалистый, не по годам сильный и ловкий, он возит с отцом сено и дрова. Не может нарадоваться Магдауль на Баньку. А в сердце крепко засела Вера. Какая-то неведомая сила властно тянет Магдауля в Бирикан, в маленький домик, где пахнет Верой, ржаным хлебом, испеченным с анисом, щами и чистым желтым полом, посыпанным золотистым песком. Гложет Магдауля тревожная дума: «Вдруг да Ганька откажется ехать с ним к Вере»…

Вот однажды он и закинул удочку:

— Сынок, хочу я переехать в русскую деревню… Ты со мной покочуешь или здесь останешься?

Ганька от удивления широко раскрыл глаза, долго не мог ничего сказать, а потом тревожно спросил:

— Насовсем, что ли?.. Там жить?..

— Там будем жить.

— Разве можно Белые Воды бросать? Бабай не поедет. А без меня он тут пропадет.

При последних словах сына Магдауль рассмеялся и прижал к груди мальчишку.

— Не пропадет. У него еще два сына. Он богач.

— Ну и богач!.. Вот Куруткана можно назвать богачом. Три раза в день ест жирное мясо, а мы с бабаем по три дня на одном чаю живем.

— Смотри-ка на него! — удивился Магдауль. — Это научил тебя поселенец Ванфед… Чую — его слова.

— Зачем Ванфед? Он меня грамоте учит, а эти слова мои… я не маленький.

— Мужик! — Магдауль вздохнул, ласково глядя на сына. — Значит, в Бирикан не поедешь?

— Бабай, мы каждое лето ездим с тобой в Онгокон. Ты-то в море уйдешь за нерпой и знать не знаешь мою жизнь, а я шкурки обезжириваю… с ребятами купаюсь в море. Хорошо! Так бы и не уезжал оттуда.

— А зачем про Онгокон-то заболтал, я про Бирикан спрашиваю тебя, — пристально посмотрел в глаза сына охотник.

— А как же!.. Онгокон!.. Там же море… Там охота, бабай Воуль любит такие места, он небось согласится туда поехать. И потом там мой Ванфед, — нерешительно добавил Ганька. — Я в Онгокон хочу.

«Туда, пожалуй, Вера согласится»…

— Туда можно.

— Еще бы не можно! Ванфед меня грамоте учил. Он баил мне, что год-два, да и других я могу учить читать и писать.

— Значит, скоро будешь багша?[17] — улыбнулся Магдауль.

Ганька мотнул головой.

— Знаешь, сын мой, твой Ванфед ругает царя, богатых хулит… купца Михаила вором и живодером кличет. Он худой мужик… в тюрьме сидел за то, что против царя подымался, а потом притащили его в Подлеморье, чтоб мало-мало жил и издох в тайге.

— Ванфед-то?! — воскликнул Ганька и осекся, взглянув в строгие глаза отца.

Ванфедом звал Ганька политического ссыльного Ивана Федоровича Лобанова, который жил теперь в Онгоконе и между делом обучал грамоте детей рыбаков.

— А на охоту меня возьмешь? — переменил разговор Ганька.

— Возьму, а как же. Тебе уже надо на брюхо промышлять, калым зарабатывать.

— Тогда поеду с тобой.

Наконец из тайги вышли братья Магдауля — Ивул и Кенка. Они упромыслили шесть матерых согжоев. Целая гора мяса. Хозяин разрешил братьям взять по стегну домой.

Доволен старый Воуль. Набил желудок вкусной олениной: лежит, отпыхивается. Магдауль улыбается. Рад, что снова братья вместе в отцовском чуме сидят и отца с Ганькой накормили, напоили. Курит трубку, слушает рассказ Ивула:

— …Стрельнул в согжоя, смотрю, повалился набок, а за ним стоит матка стельная… Меня сразу в жар бросило, и руки опустились. Думаю, ранил бедняжку. Чуть тронулся к ней, а она как прыгнет — да наутек. Мне еще не верится, что пуля ее не задела. Бегу к тому месту, где лежал согжой. Посмотрел на ее следы, обрадовался. Не задела, окаянная, — ушла олениха невредимой. — Запалил Ивул трубку и подмигнул Магдаулю: мол, погоди, брат, я тебя еще таким огорошу, что от радости изойдешься.

— Да возрадуется богиня Бугады за твою доброту, сын мой! — торжественно говорит Воуль. — Будет гнать на твою тропу зверя, чтоб твой чум в достатке пребывал.

— Спасибо, бабай. Ты же нас научил так делать. — Ивул знает, как доставить отцу радость.

— Не я один. Наш народ извечно ограждает от погибели стельных маток, птиц на гнездовьях и рыбу на нерестилищах. Надо вон об этих голопузиках думать, — старик кивнул головой на Ганьку, — живность ихнему потомству… должна остаться. Седня мы разорим всю тайгу, опорожним реки и озера, а как будут жить ваши дети?

Ганька не сводит глаз со своего белесого деда, которому, люди бают, сто лет стукнуло.

Воуль говорит тихо, не спеша, и мальчик очень любит слушать его плавную речь.

А Ивул шепчет Магдаулю:

— Брат, богиня Бугады натолкнула меня на берлогу амака![18]