Все сановники благодарили женщину и желали ей доброго здравия, удивляясь при этом, почему она еще жива.
Светлана Панасониковна опознала голос Ельцина.
- Борис Николаевич, вам нужно бросить пить.
- Да я бросил.
- А что же голос такой?..
- Простыл в Лапландии, - пошутил Ельцин.
- Тогда вам нужно попить горячего молока с маслом какао-бобов. И немного меду туда добавьте... Соединяю!
В трубке захрипело, и сквозь помехи прорезался уверенный голосок городского головы.
- Говорит городской голова.
- Голова садовая, кепка пудовая, - пошутил Ельцин. - Это я.
- Кто я?
- Дед Мороз.
- Что такое?.. Это вы, Борис Николаевич?
- Я, я.
- Здравствуйте, Борис Николаевич. А я думал, Ресин балуется.
- Здравствуй, здравствуй... Ты чего это?
- Чего, Борис Николаевич?
- А того!.. Какой... Кто из твоих мудаков умудрился мне блокиратор на колесо надеть?
- Вам надели блокиратор на колесо, Борис Николаевич? - удивился Лужков.
- Да, любезный, именно на колесо.
- А как вы думаете, кто?
- Конь в пальто!.. Это ты меня спрашиваешь? Кто у нас в городе хозяин? Догадайся с трех раз.
- Я хозяин, Борис Николаевич?
- Молодец, угадал. А президент у нас кто, знаешь?
- Ну, это просто! Президент у нас Ельцин. Значит, вы президент.
- Ну и какого же хрена президенту такую ты отчудил, понимаешь?!. Как я теперь домой поеду?
- А где у вас машина стояла, Борис Николаевич?
- Где всегда, понимаешь. Возле моей работы.
- Так там же теперь стоянка запрещена!
- Это ты к чему? - вдруг испугался Ельцин. Предчувствие чего-то ужасного сдавило его горло непонятной тоской.
- Вы нарушили, Борис Николаевич.
- Ну... - начал было Ельцин, но в горле запершило, слова застряли.
- Боюсь, придется платить, Борис Николаевич.
Ельцин замолчал. Тягостное молчание затянулось.
Первым не выдержал Лужков:
- Борис Николаевич!
- Что? - глухо спросил Ельцин.
- Вы же сами говорили, что перед законом все равны.
- Когда это я такое говорил?
- В 1991 году, где-то в августе примерно. А что?
- Хм, не помню.. Но фраза хорошая. Хорошая фраза. Сам придумал или подсказал кто?
- Кому? - не понял Лужков.
- Ну, кому, кому... Не тебе же... Кто говорил? Я говорил. Значит и подсказали мне. А может, сам придумал?
- Вот этого, честно говоря, не помню. Просто не помню. А это важно, Борис Николаевич?
- Мне сейчас важно домой попасть. А как?
- Борис Николаевич, - в голосе Лужкова были успокаивающие интонации и это разозлило президента.
- Что "Борис Николаевич"? Ну что "Борис Николаевич"?!.
- Борис Николаевич, вы не пугайтесь только. Но если там поблизости никого нет, то наверное они появятся только завтра. Просто эвакуаторная машина не успела до конца смены забрать вашу машину в отстойник, и они поставили блокиратор, чтобы не упустить тачку. Завтра с утра заберут.
- Мне тебя убить?
- Вы не расстраивайтесь, Борис Николаевич... А насчет убить... Меня выбрали москвичи. И никто не вправе со мной что либо сделать. Завтра оплатите за эвакуацию и вернут вам вашу машину.
- Сколько платить?
- Ну, не больше полутора тысяч, я думаю.
Ельцин охнул:
- Да это почти вся моя зарплата за месяц, если верить налоговой декларации!
- Закон превыше всего, - запечалился Лужков. Он и рад бы пофартить другану, да вот незадача...
- Какой такой закон? - возмутился Ельцин. - Твой московский закон противоречит моему федеральному! А я главнее, значит и закон мой главнее твоего!
- Но ведь Москва - это огромный мегаполис со своей спецификой, Борис Николаевич! Я же всегда находил среди вас понимание в этом вопросе!
- А теперь перестал находить! - отрезал Ельцин. Самообладание постепенно возвращалось к нему. Ведь он все еще главный! - Короче, вышел ты из моего доверия, остолоп.
Ельцин бросил трубку на чугунные рычаги аппарата связи. Однако, надо что-то делать. Не торчать же тут всю ночь. Поймать такси?
Ельцин подошел к бордюру и поднял руку.
Не прошло и сорока минут, как возле него остановилась машина.
- Куда? - весело осклабившись спросил фиксатый шофер с наколками.
- Хорошо, что вы остановились! А то у меня уже рука затекла! обрадовался Ельцин. - Домой.
- А где твой дом, чувачок?
Ельцин растерялся. Он не знал адрес. Его всегда возил домой и на дачу шофер. А сегодня он отпустил водилу на свадьбу и решил доехать сам. Как ехать, он примерно помнил.
- Я помню, как надо ехать. Буду показывать дорогу.
- А далеко ехать-то?
- Минут двадцать.
- Сто штук.
- Сволочь!
- Чего!? - окрысился фиксатый.
- Да я не про тебя, я про Лужкова. Из-за него на полторашку влетел. Да еще завтра не знаю, сколько вылетит.
- А че такое, корешок?
- Да блокиратор одели, а завтра тачку увезут на стоянку.
- Сволочь! - согласился шофер.
- Ты меня понимаешь, - расчувствовался Ельцин. - Я тоже когда-то думал: хороший хозяйственник. А он вон чего отчудил.
- А я его давно раскусил, татарина, - шофер сверкнул фиксой. - Он же себе на уме! У него миллиарды народные в матрасе зашиты.
- Откуда знаешь? - встрепенулся Ельцин.
- Да уж знаю, - недобро усмехнулся шофер. - Теща сказала, а эта змея все знает... А что-то мне, паря, твоя рожа знакома. Ты, часом, не Гусинский?