Подкидыши для Генерального (СИ)

Она явно не ожидала настолько жесткого отпора. Невольно испытываю к ней сочувствие, хотя безусловно, она во многом сама виновата. Совершенно не похоже, чтобы она любила Германа по-настоящему. А ведь он как никто заслуживает самых искренних чувств. Скорее всего, такие самовлюбленные натуры как Агата, не способны любить никого, кроме собственной персоны. Дело не в том, что я заинтересованная сторона. Стараюсь быть максимально объективной.

— Прошу, Герман, — смотрю на него умоляюще. — Не нужно так.

— Не проси. Она меня достала. Да, мы собираемся пожениться с Ариной. К тебе это не имеет ни малейшего отношения.

— Ненавижу тебя! Ты никогда меня не любил! — всхлипывает Агата. Ее трясет от ярости. Из глаз текут слезы.

— Ты всегда мечтала мной пользоваться, крутить как пожелаешь. Чего вообще приперлась? Любовник дал под зад? В тираж вышла?

— Мерзавец! Подонок!

Герман говорит чудовищные вещи. Пусть он во многом прав, но я не могу не сочувствовать Агате. Она выглядит совершенно растерянной, ошеломленной. Видимо, никто и никогда не вел себя с ней вот так грубо, в её привычном мире.

— Давайте успокоимся. Сейчас глубокая ночь, мы можем разбудить остальных домочадцев. Пожалуйста, оставим споры до утра, — пытаюсь достучаться до обоих.

К моему удивлению, Агата прислушивается к моим словам. Или может быть сама принимает такое решение. Первой покидает комнату, ссутулив плечи.

— Мне надо выпить, — раздраженно говорит Герман. — Знаю, что она не стоит того, чтобы расстраиваться по ее поводу, и все равно ей удалось вывести меня.

— Мне очень жаль. Вам все равно придется наладить отношения.

— Возможно, но сейчас я не хочу об этом слышать.

Сделав несколько глотков виски, Герман ставит стакан обратно на барную стойку, берет меня за руку. Мы покидаем гостиную. Я не спорю, послушно иду за ним.

Как только за нами закрывается дверь его комнаты, все мысли о неприятностях улетучиваются.

Не могу отвести взгляда от потемневших глаз.

— Ты уверен? Может быть мне не стоит оставаться здесь… — спрашиваю срывающимся шепотом. — Мы не сделаем ситуацию еще более накаленной?

— Перестань думать об этом. Ты мне нужна.

Взгляд Германа становится обжигающим. Прижимает меня к себе, стискивает в стальных объятиях, не оставляя ни миллиметра свободного пространства. От опаляющего мои губы чужого дыхания по позвоночнику прокатывается волна крупной дрожи.

Наши губы соприкасаются, и я отдаюсь бешеной волне неистового желания. Наш поцелуй желанный, горячий, долгий. Наши поцелуи сейчас, будто единственная опора в мире хаоса, который угрожает нашей идиллии. Губы Германа твердые, горячие, требовательные, и я отдаю себя на милость любимого. Сама мечтаю раствориться в нем. Без остатка.

Обхватываю Германа за шею, дрожу в его объятиях. Меня реально трясет, не могу понять от чего больше — переживаний за наши с ним отношения, или желания близости.

В ласках Германа такая неистовая потребность, что я забываю обо всем на свете.

* * *

Утром просыпаемся, когда уже вовсю светит солнышко. На часах одиннадцать утра.

— Боже мой! Я все проспала! — подскакиваю на постели.

Как же мне стыдно! Мама наверняка заглядывала в мою комнату и поняла, что я не ночевала в своей постели.

— Уверен, Ольга Сергеевна со всем справилась, — успокаивает меня Герман. — Тем более, у нее есть временная нянька, то бишь блудная мать. Она же к детям приперлась? Вот пусть отрабатывает. Дать ей сменить памперс — тут же убежит вприпрыжку.

Не могу не рассмеяться, несмотря на свои переживания. Картину Герман нарисовал презабавную.

— Ты еще тоже памперс ни разу не менял, — замечаю укоризненно.

— Справедливо. Обещаю исправиться, — ничуть не тушуется Шефер.

— Ловлю на слове! Ты голодный, кстати?

— Как дикий зверь.

— Тогда я сделаю для моего хищника завтрак.

— Супер! — легко шлепает меня по ягодицам. — Сегодня тебе уже не так страшно?

— Очень страшно! Пожалуйста, не напоминай о моих комплексах...

* * *

Маму нахожу в гостиной, она играет с близнецами.

— Доброе утро. Привет, мои сладкие, — целую поочередно Гришу и Мишу. Затем маму.

— Извини, пожалуйста.

— За что? — мама смотрит на меня укоризненно. Не успеваю ничего добавить, как ее прорывает:

— За то что решила согреть постель нашего хозяина? Как ты могла так поступить Арина? Разве я тебя так воспитывала?

Мои щеки малиновые от стыда. Я не подумала о том, что Агата так рано проснется и просветит маму первой, насчет наших с Германом отношений. Мне такое в голову не пришло!

— Герман сделал мне предложение о замужестве. Мы любим друг друга.

— Предложение? Серьезно? Ты ему веришь?

— Разве ты плохо его знаешь? Он когда-нибудь нарушал свое слово?

— Я не знаю Арина, — теперь мама выглядит очень растерянной. — У меня было ужасное утро. Разговор с Агатой было нелегко выдержать. Она билась в истерике, говорила, что из-за тебя ее выгоняют из этого дома.

— Она здесь?

— Нет, уехала. Сыпала проклятиями. Обзывала тебя, Германа. Угрожала, что отнимет детей. Подаст на опеку. Я очень расстроена. Она говорила про тебя такие жуткие вещи.