Подкидыш для Цербера

Я разрывалась между желанием немного помучить этого обычно неприступного Цербера и не дать ему выместить свой гнев на ни в чем не повинном парне. Выбрала все же второе.

— Телевизор ни с того ни с сего вспыхнул. Я испугалась и стала кричать. Петр услышал и прибежал на помощь. Вот и все.

Сандро с досады притопнул, сделал снимок охранника. Он так долго смотрел на него через объектив фотокамеры, что я испугалась, как бы не навел на бедолагу порчу. С него станется.

— Петр, значит… — прошипел Сандро. И добавил еще несколько фраз на итальянском.

Для того, чтобы перевести, мне не нужен был словарик — и так ясно, обзывается. Странный тип. Сначала хотел отослать меня прочь с виллы, а теперь приревновал чуть ли не к столбу. Или то, что происходит вдали от него, не считается?

— Между прочим, если бы ты не сидел в заточении в своем кабинете, то тоже услышал мой крик, — как можно мягче заметила я.

Не хватало еще раззадорить горячего итальянца настолько, чтобы он полез в драку. Достаточно на вилле одного калеки.

Сандро скис. Кажется, мой словесный укол достиг цели.

— Так я это… пойду? — Петр решил воспользоваться ситуацией. — Мне обход пора делать.

Он посмотрел на наручные часы и постучал по ним пальцем. Ага, додумался сюда электронику притащить. Нет, милый, тут такие вещи быстро скукоживаются. Плавали, знаем.

— Иди, — очнулся Сандро. — Спасибо за помощь.

Петр ушел, облегченно вздохнув. Еще бы, кому захочется расставаться с престижным местом работы из-за пугливой девчонки типа меня. А ведь мы с ним просто болтали. Ничего лишнего.

— Ты всех моделей так ревновал или мне повезло? — все же съязвила, не сдержалась.

Я-то ожидала, что фотограф начнет оправдываться, говорить, что у него и в мыслях такого не было. Просто за меня испугался и бла-бла-бла…

Но нет, Сандро, как всегда, удивил.

— Я итальянец, не забывай, — выдохнул он. Кажется, стал отходить от приступа подозрительности. — Мой отец был настолько ревнивым, что проверял все чеки из магазинов, в которых мама делала покупки. Не потому, что скуп. Он сверял время, указанное в чеках, с тем, сколько мама отсутствовала. И очень сердился, если она, не предупредив, забегала к подруге на чашечку чая.

— Наверное, твоей маме это очень не нравилось… — подметила я.

— Ничего подобного, — возразил Сандро. — Мне кажется, она иногда специально задорила отца, требуя подтверждения его чувств. После бурных, но вполне миролюбивых выяснений отношений родители надолго запирались в спальне. Я раньше думал, что дерутся, потому что выходили они красные, со сбившимся дыханием. Но потом, когда стал старше, догадался, в чем дело.

— Значит, ты на меня не сердишься? — игриво спросила я. И похлопала по кровати рядом с собой. — Посиди со мной немного, расскажи еще что-нибудь. Мне тебя не хватало.

Сандро послушно опустился на кровать, привычным жестом взял меня за руку.

— Что ты хочешь услышать?

Я задумалась. Очень хотелось побольше узнать о его прошлом, но было боязно спрашивать. Сандро не слишком любил рассказывать о родителях. А после надолго замыкался в себе.

— Что значит «тен кацо»? — спросила я. — Кажется, так говорила одна из горничных, когда садовник пытался ущипнуть ее за зад.

Мне удалось вогнать Сандро в краску.

— Это очень плохое слово, не запоминай, — предупредил он. — Иногда я забываю, что давно не мальчишка с улицы, и в памяти сами по себе всплывают подобные ругательства.

Ну да, теперь же он известный фотограф, публичная личность. Ему нельзя ругаться ни по-русски, ни по-итальянски. Но мне-то никто не запретит.

— Преподай мне еще один урок, — попросила я. — Скажи слово, которым можно описать… скажем, то чувство, когда хочешь, чтобы тебя услышали?

Сандро посмотрел насмешливо, но ответил:

— Скажи «эскольта соло ми». Это значит «слушай только меня». Не слишком грубо, но достаточно, чтобы привлечь внимание.

Мир между мной и Сандро был восстановлен. Больше я подолгу не оставалась одна. Мой фотограф все меньше и меньше времени уделял «друзьям», и мне поначалу часто приходилось выслушивать их раздосадованное шипение. Точно они ревновали.

Но дальше звуковых эффектов дело не шло. А постепенно и они почти прекратились. И лишь изредка, когда я испытывала сильные эмоции — хоть от прочитанной книги, хоть от воспоминаний — невидимые обитатели виллы напоминали о себе посторонними шумами. Не страшными, скорее, озадаченными.

Кажется, они сдались. Поняли, наконец, что напоролись на слишком сильную соперницу. И что я не отдам им Сандро в единоличное пользование.

Он, кстати, тоже изменился. С каждым днем становился все более разговорчивым, жизнерадостным. Его улыбка уже не выглядела неестественной, как было при нашем первом знакомстве. Он много шутил и охотно смеялся в ответ на мои порой не самые остроумные замечания.