Неужели так хочет остаться со мной? Зачем? Чтобы успеть реализовать свой план мести?
— Кать! Это было до того, как… В общем, я передумал, — вру ей.
Или не вру?
Пока мозг пытается найти ответ на этот вопрос, руки обхватывают тонкую талию Кати и дергают на себя. Усаживаю брыкающуюся кошку на свои колени и обнимаю. Вдыхаю цветочный запах. Почему-то Катя больше не пахнет ванилью. Но теперь мне нравится даже больше. Ей идет.
— Пусти, — сипло выдыхает она.
При этом вырывается уже не так отчаянно. Вовсе замирает, когда я провожу ладонями по ее бедрам вверх, скольжу по бокам, касаюсь плоского животика. Забираюсь под майку и двигаюсь выше.
Пока не успела опомниться, овладеваю ее губами.
Слабый стон — и моя победная ухмылка. Сдается. Покоряется.
Хотя и меня приручает, зараза. Я все-таки не отвык. Не устал. И хочу дерзкую кошку только сильнее. Особенно, когда она так неоднозначно ерзает на мне.
Катя заставляет себя отклониться и упереться ладонями в мои плечи. Когда ей надоест эта игра? Мы ведь оба понимаем, чего желаем сейчас.
Однако котенок непреклонна. Мне приходится ослабить объятия. Не хочется опять пугать девчонку своей настойчивостью. Но и с рук ее не спешу отпускать.
Катя слегка разворачивается, бросает быстрый взгляд на мой стол и разложенные там документы. Задерживается, подозрительно замерев. Я, в свою очередь, откашливаюсь и слегка подаюсь вперед.
Чувствую, как Катя вздрагивает на моих коленях, что мгновенно уводит мысли в другую сторону.
— Чем занят? — она старается говорить непринужденно.
Не люблю, когда бабы лезут в мои дела со своими мозгами. Тем более, когда вопрос спорный. Поэтому раздражаюсь. Чуть ослабляю галстук, стараюсь держать себя в руках.
— Неважно, — отрезаю сурово. — Это грязный бизнес, котенок. Нечего тебе совать туда свой милый носик.
Целую строптивую кошку в нос, касаюсь губами щек, подбородка, спускаюсь вниз по шее. Катя запрокидывает голову, открываясь для ласк. Но уже через секунду отталкивает меня.
— Самому-то пачкаться в грязи не противно? — бросает со жгучей злостью. — Рушить жизни своих жертв?
Катя говорит так уверенно, будто знает обо мне больше, чем я думаю.
Вспоминаю утренний разговор с Ивановым. Его слова о том лузере в сложных жизненных обстоятельствах. И недовольно рычу.
Они сговорились? Нет у Щукиных совести, это наследственное. А значит, давить бесполезно.
— Не лезь, Кать, — бросаю слишком грубо. — Это не твое дело.
— Ясно, — произносит ледяным тоном. — Мое место в твоей постели, и не более того.
Вскакивает и отходит от меня на безопасное расстояние. Смотрит волчицей: загрызет и не подавится. Неуравновешенная! У дикой кошки критические дни? Хотя, кажется, хронические!
Злюсь и на нее, и на себя. Молчу, стиснув зубы и играя желваками. Мне нечего ответить. Потому что место бабы действительно в моей постели. Исключительно. Не в голове, не в сердце, не в жизни. Только в постели. И точка!
Даже если эта баба залетела от меня. Даже если она красива, как дьяволица, и умна, как кандидат наук. Даже если будоражит мою кровь и заставляет хотеть себя до боли. Всю, без компромиссов.
Даже если у нас с ней самая милая и прекрасная дочь, которой я не заслуживаю…
Все это ровным счетом ничего не значит!
Пусть валит из моего кабинета и оставит меня в покое!
Но, противореча самому себе, я поднимаюсь и срываюсь с места. В пару шагов достигаю Кати, которая спешит на выход. Резко захлопываю дверь и прижимаю девушку к деревянному полотну.
Все еще не знаю, что собираюсь ей сказать. Не понимаю, зачем она мне.
Бросаю взгляд на пухлые губы, раскрасневшиеся после наших поцелуев, и впиваюсь в них. Кайфую, когда Катя поддается напору и отвечает. Расслабляется в моих руках. Позволяет исследовать ее идеальное тело. Дышит сбивчиво и чуть слышно постанывает.
Она может говорить, что угодно, но я чувствую, что ее ненависть гаснет. Броня дает трещину и рассыпается.
— Сдайся мне, — вырывается у меня внезапно. — Стань моей…
Глава 3
Екатерина
— Стань моей!
Слова Димы проникают в мое сознание, словно сквозь толщу воды.
Внутренне соглашаюсь сразу же. Давно сдалась. Врагу, подонку. Не имела на это никакого морального права, но сгорела, растворилась в нем.
Нельзя!
Понимаю разумом, но тело не желает слушаться.
Знаю, что между нами с Димой опять все произойдет. Это неизбежно. Мы слишком горим сейчас! После — я буду жалеть. Ненавидеть себя.
Но мне плевать на то, что будет потом.
С Димой притупляется боль. Нанесенная им же самим. Становится легче. С ним я чувствую себя живой.
Не так, как раньше, когда у меня была семья. А лучше. Гармоничнее. Счастливее.
Невозможно! Неправильно!
Собираю себя по осколкам, с трудом склеиваю их в единое целое и готовлюсь дать отпор. Но ладонь Димы ползет вниз по моему животу, пальцы нагло отодвигают пояс шортов, срывая пуговицу.
— Котенок, — шепчет лже-муж мне на ухо, пока я дрожу и извиваюсь в его руках.