Подкидыш

Изучение содержавшихся в планшете исторических материалов затянулось на неделю и опять кончилось смутными подозрениями, будто упущено что-то важное. Для проверки молодой царь еще раз прочел все имеющее отношение к Миниху и Семеновскому полку, но ничего хоть сколько-нибудь нового для себя там не обнаружил. Никакого намека на то, что в описываемый момент в России была какая-то личность, имеющая достаточно сил для устранения императора, тоже не просматривалось. Но полностью успокоиться Сергей не мог – он доверял своей интуиции.

Совету на переваривание полученной от молодого императора информации потребовалось десять дней, пока наконец в Лефортовский дворец не явился Остерман. Первым делом он многословно похвалил своего воспитанника за успехи не только в Законе Божьем, но и в арифметике. А тот внимательно присматривался к собеседнику, чем помаленьку вводил его в беспокойство.

Нет, на неискушенный взгляд ничего особенного в облике вице-канцлера не было, но конкретно в этом вопросе Сергей был искушен, и весьма.

Почти сразу после перемещения пристроив наган в плечевую кобуру, молодой человек в первый же день убедился, что, присмотревшись внимательно, можно обнаружить некую асимметрию – все-таки камзол являлся довольно облегающей одеждой. Проблема решилась при помощи ваты, подложенной на правую сторону, напротив револьвера. Теперь, даже если кто-нибудь шибко наблюдательный это заметит, то решит: молодой царь просто хочет, чтобы его тощая мальчишеская грудь смотрелась более внушительно.

А вот Остерман до таких тонкостей недодумался, и слева его камзол едва заметно, но очень характерно топорщился.

Примерно полминуты Новицкий раздумывал, что будет лучше – сделать вид, что он ничего не замечает, просто спросить гостя, чего это он притащил за пазухой, или попытаться потрясти выдающейся прозорливостью, невзирая на риск сесть в лужу. Выбрав последнее и выждав паузу в речи вице-канцлера, молодой император сдвинул брови и поинтересовался:

– Чего же это ты, Андрей Иванович, к царю с заряженным пистолем за пазухой ходишь – али замыслил чего?

Остерман побледнел, а потом забормотал что-то насчет лихих людей, коих последнее время в Москве появилось довольно много… Да и вообще пистолет у него совсем маленький и незаряженный…

– Покажи, – прервал излияния гостя Сергей. В правой руке у него уже был нож, которым он весьма недвусмысленно поигрывал. А у стены стоял незнамо как появившийся в комнате Федор Ершов, страшный сам по себе, без всякого ножа. И очень нехорошо смотрел на Андрея Ивановича.

Остерман, чуть не оборвав дрожащими руками две верхних пуговицы, вытащил свое оружие.

– Дай сюда.

Новицкий отложил нож, взял длинный карандаш и по очереди ткнул им в оба ствола, расположенных вертикально, после чего поднял взгляд на вице-канцлера.

– Говоришь, незаряженный? Да как же у тебя совести-то хватает так нагло врать прямо в глаза своему императору! Тем более что это бесполезно, ангел меня не только исцелил, но и одарил возможностью видеть скрытое.

– Государь, там же нет пороха на полках, выстрелить он не может… позволь преподнести тебе сей итальянский пистоль в подарок…

– Долго, что ли, его подсыпать? Ладно, забирай, мне он не нужен, я править собираюсь не силой оружия, а опираясь на поддержку Господа.

Сергей с трудом сдерживал радостную улыбку. Надо же, как все удачно получилось! Пистолетик у Остермана по нынешним временам очень маленький, совсем немного крупнее нагана. И калибр миллиметров девять, а то и меньше! В то время как обычные имели порядка пятнадцати, если не двадцати. В силу чего рана от нагановской пули знающему человеку могла показаться довольно странной. Но ведь у этой игрушки почти такой же калибр! И значит, осталось только продумать, как с наибольшей эффективностью использовать такую приятную неожиданность.

Насчет бандитов дорогой учитель врет, это и ежу понятно – он же по Москве не пешком ходит, а ездит, причем не один. Похоже, человек таскает с собой пушку для того, чтобы в безвыходной ситуации имелась возможность застрелиться. Времена-то сейчас суровые, и если его сожрут конкуренты, то еще до казни он успеет очень близко познакомиться с квалифицированными палачами. Да и сама казнь будет не каким-нибудь банальным повешением, а, например, четвертованием. И тут, значит, возможны всякие ситуации. Например, такая.

Возьмет Остерман да пристрелит Алексея Долгорукова – ну больно уж рожа у того противная. А потом, осознав всю глубину своего преступления, застрелится оставшимся зарядом, благо стволов в его пистолетике два. Вот только как много времени у нас есть на подготовку? Хотя это сейчас скорее всего скажет сам вице-канцлер. Ведь не только же для похвал ученику он сюда приперся!