–Настоятель вашего монастыря вполне справедливо обвиняет тебя в ереси и в том, что ты занимаешься недозволенными исследованиями, а также неверно цитируешь Библию, используя ее в своих личных целях и читая Священную Книгу без наставника. К тому же, по его словам, ты проявляешь непростительное свободомыслие, без разрешения и в неурочное время берешь в библиотеке книги, в том числе запрещенные… – Инквизитор помолчал, а потом продолжил зачитывать вслух список прегрешений, совершенных Лукой, то и дело строго на него посматривая. – Но хуже всего то, что ты проявляешь преступное свободомыслие! Ведь, поступая в монастырь, ты поклялся соблюдать тамошний устав и придерживаться определенных представлений и верований, откуда же вдруг подобная самостоятельность?
–Я виноват, простите меня, – пролепетал Лука.
–Церкви не нужны люди, проявляющие излишнюю самостоятельность мышления.
–Я знаю, – еще тише сказал Лука.
–Ты давал обет послушания – обет, прежде всего запрещающий всякое свободомыслие.
Лука совсем повесил голову: ему оставалось лишь ждать вынесения приговора.
Пламя свечей вдруг заплясало на холодном сквозняке – видимо, кто-то приоткрыл входную дверь.
–И что, тебя всегда одолевали подобные мысли? Насчет чисел?
Лука кивнул.
–Есть ли у тебя в монастыре друзья? Ты с кем-нибудь обсуждал свои… открытия?
Лука покачал головой.
–Нет, этого я ни с кем не обсуждал.
Инквизитор заглянул в свои заметки.
–Но у тебя ведь, кажется, есть приятель по имени Фрейзе?
Лука впервые за все это время улыбнулся и воскликнул:
–Да он просто у нас в монастыре на кухне прислуживает! Чем-то я ему сразу приглянулся, с самого первого дня. Мне, когда я в монастырь поступил, всего одиннадцать лет исполнилось. Да и сам он был всего года на два постарше, но почему-то сразу решил обо мне заботиться, говорил, что я слишком худой, что я и одну зиму там не протяну. И за каждой трапезой приносил мне добавку. Он, правда, всего лишь на кухне повару помогает.
–Братья или сестры у тебя есть?
–Нет, я один во всем свете.
–Скучаешь ли ты по родителям?
–Да, очень.
–Чувствуешь ли ты себя одиноким? – Этот вопрос прозвучал как очередное обвинение.
–Да, пожалуй. Я чувствую, что остался совсем один, если вы об этом спрашиваете.
Инквизитор задумался, поднеся к губам кончик черного пера.
–А твои родители… – Пробежав глазами список вопросов, он вернулся к самому первому. – Они ведь, кажется, были уже немолоды, когда ты родился?
–Да, – с удивлением подтвердил Лука. – Да, это правда.
–И люди, по всей вероятности, удивлялись: как это у таких старых супругов вдруг родился мальчик, да еще такой хорошенький и умненький?
–У нас ведь очень маленькая деревня, – пробовал защищаться Лука. – Людям там только и остается, что сплетничать.
–Но ты ведь и впрямь хорош собой. И явно неглуп. Но твои родители отнюдь тобой не хвалились, не выставляли тебя напоказ, а, напротив, все больше дома держали, верно?
–Мы трое были очень близки, – ответил Лука. – У нас сплоченная маленькая семья. Мы никогда никому беспокойства не доставляли. И всегда жили очень тихо и замкнуто.
–Но почему в таком случае родители отдали тебя церкви? Может, им казалось, что в лоне церкви ты будешь в большей безопасности, чем дома? Или, может, они опасались какого-то особого дара, которым ты обладаешь? Может, из-за этого дара тебе и была необходима защита церкви?
Лука, по-прежнему стоя на коленях, неловко поерзал: ему было неудобно.
–Не знаю, – честно признался он. – Я же тогда совсем ребенком был, мне едва одиннадцать исполнилось. Я не знаю, что мои родители на сей счет думали.
Инквизитор молча ждал продолжения, но Лука довольно долго молчал, потом все же признался:
–Они хотели, чтобы я получил образование и стал священником. Мой отец… – Голос его дрогнул и прервался, ибо он вспомнил своего горячо любимого отца, его седые волосы, его крепкие объятия, нежность и терпение, которое не раз испытывал его маленький шустрый сынок… – Мой отец очень гордился тем, что я сам научился читать и считать, справляться с самыми разными числами. Он-то даже читать не умел и полагал это умение великим талантом. А однажды через нашу деревню проходил цыганский табор, и я научился говорить на их языке…
Инквизитор сделал какую-то пометку и спросил:
–Так ты умеешь говорить на разных языках?
–Люди у нас в деревне считали, что по-цыгански я за один день говорить научился. Мой отец был уверен, что Господь ниспослал мне некий дар. У людей ведь бывают разные таланты, это не такое уж редкое явление, – попытался объяснить Лука. – Например, Фрейзе, мой приятель из кухни, отлично ладит с любыми животными, а уж лошади его и вовсе слушаются беспрекословно; он на любой может сразу верхом проехать. Вот и мой отец считал, что у меня тоже есть похожий дар, только насчет учебы. Ему очень хотелось, чтобы я стал не просто крестьянином, а добился в жизни чего-то большего.
Инквизитор устало откинулся на спинку стула, словно ему уже надоели рассуждения Луки. Похоже, он и так уже услышал более чем достаточно.
–Хорошо. Можешь встать.