–Ты совершенно определенно не немая, – вмешался брат Пьетро. – И совершенно определенно знаешь несколько языков.
Ишрак повернулась к нему, одарила его чрезвычайно дерзким взглядом, покачала головой и снова отвернулась.
–Ты же как-то разговариваешь с госпожой аббатисой? – спросил Пьетро.
В ответ – молчание.
–Не перегибай палку! У нас хватит власти и возможностей, чтобы
Она потупилась, скрыв глаза под длинными ресницами, но когда снова подняла их и посмотрела на Луку, тот увидел в уголках ее темных глаз лучики насмешливых морщинок и понял: да ведь она едва сдерживается, чтобы во весь голос не расхохотаться!
–Я не говорю ни на одном языке, – повторила она. – И вряд ли вы имеете власть надо мною.
Лука побагровел, как всякий вспыльчивый юноша, который подвергся насмешкам, да еще и со стороны женщины.
–Убирайся! – бросил он в гневе.
В дверях тут же возникла длинная физиономия Фрейзе, и Лука сердито рявкнул:
–Пошли за госпожой аббатисой! А эту «немую» особу запри в соседней комнате и никого к ней не пускай!
Изольда, переступая порог их комнаты, так низко опустила на лицо капюшон своего плаща, что полностью скрылась в густой тени; руки она спрятала в просторных рукавах; лишь ее изящные белые ступни в простых сандалиях слегка выглядывали из-под подола. Лука совершенно не к месту отметил про себя, что пальчики у нее на ногах порозовели от холода, а подъем очень высокий и красивый.
–Входи, сестра моя, – сказал ей Лука, стараясь вновь придать себе авторитетный вид. – Прошу тебя, садись за стол напротив меня.
Она села, но капюшон не откинула, и Лука то и дело невольно склонял голову, пытаясь заглянуть под этот капюшон и увидеть ее лицо. Пока что ему удалось рассмотреть только округлые очертания изящного подбородка и решительно сжатые губы. Верхняя же часть ее лица оставалась по-прежнему невидимой.
–Не угодно ли тебе снять с головы капюшон, госпожа моя? – учтиво обратился к ней Лука.
–Я предпочла бы этого не делать.
–А вот сестра Урсула только что беседовала с нами, не закрывая лица.
–Меня заставили поклясться, что я буду избегать общества мужчин, – холодно ответила аббатиса. – Мне приказали вечно оставаться в этой святой обители и запретили встречаться или беседовать с мужчинами; мне разрешено лишь иногда кратко обмениваться с ними приветствиями во время мимолетных встреч. Я подчинилась тем обетам, которые меня вынудили принести. Да, я сделала это не по собственной воле, принести обеты меня заставила церковь, но ты, представитель этой церкви, должен быть доволен моим послушанием.
Брат Пьетро собрал свои бумаги и приготовился писать, но пока что перо его без движения висело в воздухе.
–Быть может, сестра моя, ты расскажешь нам, при каких обстоятельствах ты была вынуждена поступить в монастырь? – спросил Лука.
–Они достаточно хорошо известны, – сказала аббатиса. – Три с половиной месяца назад скончался мой отец. Свой замок и все владения он оставил моему брату, который и стал их новым хозяином, что вполне законно. Мать моя умерла уже давно. Мне отец не оставил ничего, кроме выбора: либо выйти замуж за названного им человека, либо уйти в монастырь. Выйти замуж я отказалась, и мой брат, нынешний дон Лукретили, согласился с моим решением и оказал мне великую милость, поместив под защиту этого монастыря. Прибыв сюда, я вскоре принесла святые обеты и заняла пост настоятельницы.
–Сколько же тебе лет, сестра моя?
–Семнадцать.
–Но ведь в семнадцать лет слишком рано, пожалуй, становиться настоятельницей монастыря?
Полускрытые в тени, губы ее дрогнули в неуверенной улыбке.
–Не рано – если основал этот монастырь твой дед, а твой родной брат ныне является его единственным покровителем. Дон Лукретили может назначить аббатисой кого захочет.
–Чувствовала ли ты в себе призвание стать монахиней?
–Увы, нет. Я стала монахиней, покорившись воле отца и брата, а вовсе не потому, что стремилась служить Богу.
–И тебе не хотелось воспротивиться, восстать против желания брата и воли отца?
Некоторое время она молчала. Потом подняла голову, и Лука заметил, что она внимательно смотрит на него из глубин своего капюшона, словно пытаясь понять, можно ли ему довериться.