Подкидыш

– Но откуда нам было это знать, негодный мальчишка? Мы же понятия не имели, что с тобой сталось. Ведь могло случиться все что угодно.

– Но что могло со мной случиться? Господь знал, где я. Я был с ним в такой же безопасности, как птицы в небе, а вы же не называете их негодными.

– Это не одно и то же, Ричард. Ты не должен уходить из дома, когда тебе захочется. Ты должен думать о своей семье. А где твои башмаки?

– Я отдал их нищему. Они нужны ему больше, чем мне. Отец Томас тоже ходит босиком. Но, матушка, неужели я должен больше думать о семье, чем о Боге? Ведь это же именно Он позвал меня.

– Сын мой, Господь Бог вверил тебя заботам твоих родителей. Он желал, чтобы ты любил и почитал их, пока не станешь взрослым мужчиной, – мягко укорил его монах. – Иди туда, куда велит тебе твоя мать, и делай то, что она говорит. А Господь подождет твоего прихода. Он знает, что у тебя на сердце.

– Почему ты не привел ребенка домой, брат? – коротко спросил Оуэн.

Монах оторвался от своего завтрака.

– Кто я такой, чтобы противостоять Божьей воле? Возможно, Он желал, чтобы вы поискали его и при этом обрели больше, чем просто потерявшегося ребенка, – ответил проповедник.

– Благодарю тебя за то, что ты позаботился о нем, – сказала Элеонора, крепко сжимая руку Ричарда в своей. – Да продлит Господь твои дни.

– Да пребудет с вами Бог, – ответил монах. Он смотрел, как они втроем выходят на залитый солнцем двор, и кроткая улыбка на миг осветила его ласковое лицо. Снаружи их ждали лошади. Оуэн посадил Ричарда позади себя, и они не торопясь поехали по заполненным людьми улицам назад, к воротам Микл Лит. Элеонора была задумчива, и слова монаха все время звучали у неё в ушах. «Обрести больше, чем просто потерявшегося ребенка»? Что он имел в виду?

– Ричард, – окликнула она сына, когда они уже ехали по Большой южной дороге.

– Да, матушка?

– Почему ты ушел с монахом?

– Я хотел понять, – медленно ответил мальчик. – Господь позвал меня для чего-то, и я хотел понять – для чего.

Это звучало абсолютно нелепо в устах такого маленького мальчика; ведь ему не было еще и десяти! И все же это не было нелепостью Элеонора чувствовала какой-то благоговейный трепет, ибо в нем, в этом ребенке, было нечто, что пришло не от неё, что-то удивительное и особенное. Его словно озарил какой-то дивный свет, струящийся с небес. «Обрести больше, чем просто потерявшегося ребенка». Возможно, монах был прав...

Месяцем позже Ричарда отправили в Колледж Святого Уильяма; этот огромный дом, прятавшийся в тени кафедрального собора, служил приютом для будущих священников. Здесь они могли в тишине и покое прислушиваться к голосу Бога. Это было монашеское сообщество, где каждый вновь пришедший сначала должен был прислуживать во время мессы, и если оказывалось, что иночество – призвание юноши, то его начинали готовить к принятию сана. Ричард был еще слишком мал для того, чтобы покидать дом, но то странное спокойствие, которое снизошло на него, позволяло надеяться, что он ступит на новый путь без страха. А еще Элеонора утешала себя тем, что Ричард будет достаточно близко от дома и она сможет навещать его, или он будет приходить к ней, если кому-нибудь из них этого захочется.

Глава 18

Ужасными и неспокойными были дни мятежа, но теперь он уже отошел в прошлое, и всем казалось, что в стране наконец-то воцарится мир. Великий Уорвик и безумный брат короля Эдуарда, Джордж Кларенс, восстали, восстали, охваченные низким и своекорыстным стремлением к власти. Это были ужасные дни: короля Эдуарда захватили в плен и заточили в тюрьму, Генриха опять короновали – но на самом деле Англией с помощью Уорвика правила Маргарита Французская.

Однако король Эдуард бежал из заточения с помощью младшего из своих братьев, Ричарда Глостерского, Ричарда, на гербе которого красовались белый вепрь и девиз «Louaulte me Lie» – «Меня связывает преданность». Заручившись поддержкой своего нового родственника герцога Бургундского, они вскоре вернулись назад, чтобы в последний раз победить ланкастерцев в открытом бою. Это был величайший триумф Йорков. Ричард Глостерский бился как лев, хотя на коленях, отрекшись от своего дела, коли уж оно казалось ему проигранным, и был прощен своими братьями; Генриха казнили по приказу короля Эдуарда, который наконец-то усвоил простую истину: жалость – вещь хорошая, если за неё не приходится платить короной; Маргарита, сломленная наконец смертью своего мужа и гибелью сына, павшего на поле брани, была выслана на свою родину, во Францию, под так называемый джентльменский присмотр. А великий Уорвик, блистательнейший лорд Англии, скончался от смертельной раны, полученной в бою против того человека, за возведение на престол которого он так долго сражался прежде.