Подкидыш

– Вы выглядите такими серьезными, – сказала она. – Ну что же, дорогие доченьки, давайте присядем и чем-нибудь займем наши руки, пока будем беседовать. Нужно сшить еще целую сотню рубашек, и никто за нас этого не сделает.

– Матушка, – начала Хелен, когда они устроились в гостиной с иголками в руках, – я была недавно в гостях у Бразена, и меня очень обеспокоило состояние Изабеллы и маленького Эдмунда. Я уже говорила об этом с Дэйзи, и она считает, что, возможно, будет лучше, если Изабелла переберется жить сюда. Тогда и я могла бы вернуться домой и приглядывать за ней.

Элеонора даже не подняла головы от своей работы.

– Изабелла – замужняя женщина, – сказала она, помолчав. – И только её муж может решать, где ей лучше жить.

– Я все это знаю, матушка, но она плохо себя чувствует, и с головой у неё не все в порядке. И Эдмунд растет очень странным. Я уверена, что его ничему не учат, и не знаю, всегда ли у него есть приличная еда. Пусть Эзра и его отец, но он все-таки Морлэнд и заслуживает лучшего обращения. И я уверена, что и об Изабелле никто толком не заботится. Почему мы не можем что-нибудь сделать? Разве это не наша обязанность?

Игла в руках Элеоноры стала двигаться медленнее.

– Это трудный вопрос, дитя мое. Что до малыша... Если бы была хоть малейшая вероятность того, что он когда-нибудь унаследует владения Морлэндов, то у нас были бы веские причины проявить о нем заботу, и я не думаю, что мистер Бразен стал бы возражать против этого. Но такой вероятности не существует, и, стало быть, только мистеру Бразену решать, как растить собственного сына. – Элеонора подняла руку, не позволив Хелен перебить себя. – Подожди, дай мне договорить. Однако существует другая возможность. Не исключено, что нам удастся убедить Бразена отдать нам ребенка на воспитание; ведь Эзре все равно придется поместить мальчика в какую-нибудь богатую семью, чтобы Эдмунд мог получить соответствующее образование. Обычно этого не принято делать, пока ребенку не исполнится семи или восьми лет, но при особых обстоятельствах это может оказаться недурной идеей.

– А как с Изабеллой? – озабоченно спросила Дэйзи.

– Это совсем другое дело. Она его жена и принадлежит ему целиком и полностью. Он может делать с ней все что угодно, совсем не обращать на неё внимания, даже бить её, если ему придет охота... Здесь мы ничего не можем поделать и просто не вправе заявить, что можем заботиться с ней лучше, чем он.

– Но, матушка... – вскричала Хелен.

– Но, матушка... – вскричала Дэйзи.

Элеонора отложила шитье в сторону.

– Это невозможно – даже если все, что вы говорите, и было бы правдой. Но перестаньте кудахтать, как куры, заслышавшие лису. Я думаю, что вы правы, и поговорю с мистером Бразеном. Постараюсь убедить его, что заботиться о больной жене и маленьком ребенке ему со слугами не под силу. – Она иронически подчеркнула слова «со слугами». – Завтра же поеду и повидаюсь с ним. Спасибо, дочки, что подали мне эту мысль.

Эзре Бразену было, конечно же, не под силу тягаться с Элеонорой Кортней, если уж та решила добиться своего. Она вихрем влетела в дом и вихрем же вылетела из него, успев между делом договориться о том, что Изабеллу и ребенка уже на следующий день доставят на носилках в «Имение Морлэндов». Элеонора даже позволила Бразену сохранить при этом лицо, оговорившись, что Изабелла просто погостит у матери. Но оба они знали, что Изабелла больше никогда не вернется в город.

Состояние дочери потрясло Элеонору. Она никогда не навещала Изабеллу на Кони-стрит, ибо обычай требовал, чтобы Изабелла наносила визиты своей матери, а не наоборот, так что Элеонора была совершенно не готова к тому, что увидела в комнате больной. Изабелла лежала в постели, укрытая грязными простынями; несчастную явно не мыли вот уже несколько недель, от неё дурно пахло, а в её потускневших, спутанных волосах копошились вши. Она выглядела изможденной и осунувшейся, под глазами залегли тени, щеки ввалились, а когда она пыталась говорить, то язык у неё заплетался, а слова звучали без всякого выражения. Молодая женщина смотрела на мать, вцепившись скрюченными пальцами в замызганное одеяло, и Элеонора так и не смогла понять, доходил ли до Изабеллы смысл того, что ей объясняли, и вообще, узнала ли она мать.

– Ей гораздо хуже, чем я думала, – сказала Элеонора Эдуарду следующим вечером, когда Изабеллу привезли в «Имение Морлэндов», вымыли, причесали и уложили в чистую постель в её прежней комнате.

– Меня очень беспокоит ребенок, – ответил Эдуард. – Эдмунду скоро четыре, а он почти не умеет говорить. Если сравнить его с Маргарет...

– Подожди, – твердо заявила Элеонора. – Надо дать мальчику время – и с ним все будет в порядке, не сомневаюсь. Мистер Дженни говорит, что он совсем не глуп, просто очень запуган, а Энис сказала, что малыш был благодарен ей и ласков с нею, когда она его мыла и кормила.

– Никогда не видел такого тощего ребенка, – покачал головой Эдуард. – Просто стыд какой-то, что с отпрыском семейства Морлэндов могли обращаться подобным образом.