Подкидыш

— Отойди! Не позорь меня!

— Что? Да как ты смеешь? — всхлипнула деланно.

Николай молча закапывал могилу и не оглядывался по сторонам. Вот и все! Легли венки у временного памятника. Рабочие отошли в сторону. Их настырно звали помянуть покойного. Но все отказались наотрез.

Им принесли выпивку и закуску. Но бригада не приняла угощенья.

— Они нас считают за быдло. Вроде мы одноклеточные. А они — элита! Сливки общества! Дерьмо! Мы без них проживем. Зато они — ни за что! Кичатся должностями! Да и то не своими — умершего. Я посмотрю, что с ними самими будет через год? — сплюнул Федор, отмывая руки.

— С ними? Ничего не случится! Его жена на теплом месте устроилась! Директор ресторана! — ответил Борис Петрович.

— Откуда знаешь?

— Ее первый муж, мой друг! Из-за нее в петлю влез. Давно это было. — Теперь второго загнала! Скольких еще на тот свет отправит, стерва? Она меня забыла. Зато я узнал сразу! — поморщился Борис Петрович и спросил: — Николай! Что за женщина к тебе приставала? Или знакомая появилась?

— Бывшая жена…

— Видно, поговорить хотела? Иль мосты навести из прошлого?

— Поздно. Отболело!

— Смотри! А она опять к тебе идет! Настырная бабенка! — усмехнулся бригадир.

— Николай! Можно на минуту? — позвала Арпик. Калягин нахмурился, как от зубной боли скривился.

— Чем обязан? Что нужно? — не сумел скрыть раздражение.

— Я считаю, что тебе пришло время повидаться с сыном.

— Не вижу никакой необходимости. Он живет с матерью-интеллигенткой. Вряд ли сумеет найти общую тему со мной. Да и ни к чему. Я остыл и забыл всех вас. Оставь меня в покое…

— Я к тебе не имею претензий. Сын хочет увидеться!

— Я не хочу! Он жил с тобой! Впитал в себя всю твою мерзость. Стал твоим повтореньем. Не хочу увидеть тебя в нем. Не зови. Это пустое. Я не приду. Все кончено. И прошлое — досадная ошибка! Угомонись. Ты очень постарела. Но внутренне осталась прежней. Все прошлое я давно похоронил. В нашей жизни ни одного цветка, лишь угли да пепел. Ты исковеркала, изувечила мою жизнь. И свою, как понимаю, не можешь устроить. Но на меня не рассчитывай…

— Меня ты не интересуешь. Я выполнила просьбу сына. Что ж, передам ему, что отец — негодяй! Испугался прошлого и презрел его! Кстати, я и не собиралась предлагать примиренье. Как ни стара, имею друга. И мы будем вместе, как только Павлик поступит в училище. Именно об этом он хотел посоветоваться с тобой. О своем будущем!

— У него советчиков и без меня хватает. Не хочу вмешиваться в вашу жизнь! Мы слишком разные…

— Сын — твоя копия! К сожалению, чем старше он становится, тем труднее в общении. Думаю, только тебя он послушается и не наделает ошибок. Сам понимаешь, отчим не поможет. Не станет подсказывать. А Павлик — наш сын. Наша с тобой общая боль и забота. Оступится — не только я, но и ты в том будешь виноват.

— Ты его растила! Ты и отвечай за свое!

— Я виновата, что ты скитался по тюрьмам? Разве из-за меня туда влетал?

— Второй раз — и ты не без вины!

— Свою родню вспомни!

— Хватит! Я не хочу разборок! И тебя забыл! Уходи! С Павлом я встречусь! Но не у тебя! Я позвоню ему!

— Когда?

— Вечером! Пусть будет дома…

— Я передам ему. Прощай, Николай. И не считай меня дешевкой, способной вешаться на шею. Я свое мнение о случившемся не изменила. В этом ты прав. Разные мы с тобой. Общий лишь наш сын. Он, к несчастью, любит тебя и ждет…

— Как знакомо! Как старо! — усмехнулся Николай в лицо Арпик. И, развернувшись, не прощаясь, ушел к бригаде.

— Цепкая женщина! Настоящая тигрица! Умеет взять в оборот! — смеялись мужики, слышавшие весь разговор.

— Что вы хотите? Ее жизнь — бабье лето! Все они стервозы! — сплюнул Федор, разглядывая плиту для могилы.

— Хватит баб склонять! Вон я со своею три десятка прожил. Ни разу не погрызлись. Она у меня — лучший друг. Надежнее любого мужика. Наравне со мной, как ломовик, семью тянет. Разве дело — всех огульно хаять? Я за всю свою жизнь ни на одну другую не глянул. Потому что свою, как счастье, берегу. А вы всех поголовно говном облили. Тут уж к себе приглядеться не грех! — не выдержал Константин, работавший в бригаде сварщиком и жестянщиком.

— Тебе одному из тысячи повезло!

— Брехня! И я со своей путем живу! Ладим между собой. Вон уж внуков шестеро. А у нас все еще медовый месяц!

— Счастливчик!

— Послушай! А фингал тебе тоже за любовь посадила? Признайся, чем долбанула? Каталкой? Иль утюгом? — вспомнил Иван.

— Ну, это не она! Я с шуряком малость повздорил. Он мне, я ему! Уже помирились. Чего не бывает?

— Не ври, Женька! Этот фингал не мужичьей рукой поставлен. Слабый был кулак. Неумелый! Ниже глаза! Мужичий почерк не такой! Это бабье! Их работу издалека видать! К тому ж царапины были! Этого шуряк не сделает.

— Упал я!

— Прямо на бабу! На соседку! Дурак! Такие дела на виду у жен не делают!

— Говорю! Моя тут ни при чем!

— Дело твое, какая соседка тебя подсветила. Видно, прыгучий ты мужик! Слишком горячий до баб. Но это твое дело. А вот нас не поучай. У всех свои синяки и царапины от них. Твои — позудят и проходят без следа. Наши — на душе и сердце — до конца жизни болеть станут. И память о том не заживет никогда…