Глава 25
– Мама, тебе надо было хотя бы со мной заранее это обсудить… – Так мама встречает бабушку в дверях. Я с кухни вижу, как та снимает солнцезащитные очки и одаривает маму холодным взглядом. Закидываю в рот очередной маленький пончик.
Бабушка заходит, отмахиваясь от дочери.
– Мне не нужно твое разрешение, чтобы делиться мнением с окружающими.
– Бен не окружающие, он… – Она останавливается, замечая что-то за приоткрытой дверью, и толкает ее концом костыля. – Чей это грузовик?
– Друга. – Бабушка плюхается за кухонный стол.
– Какого друга? – Мама закрывает дверь и ковыляет к столу.
– Да просто друга.
– И много у тебя сейчас друзей?
– Не знаю, Кэтлин, несколько, – устало отвечает бабушка. – Я приятный человек.
– Мне не понять, – не удерживаюсь от комментария.
Бабушка кладет на меня мягкую руку.
– Лучше быть интересной, а не приятной, как по мне.
Мама морщит нос, не соглашаясь.
– Хочешь кофе? – спрашиваю я бабушку. – Я только сварила.
– Да, милая. Спасибо.
Наливаю ей чашку и ставлю в середине стола коробку маленьких пончиков. Бабушка вылавливает пончик в сахарной пудре.
– Бен не окружающие! – говорит мама, возвращаясь к недосказанному недовольству. – Он выставляет это интервью на всеуслышание, его слушают миллионы.
– Я бы сказала «тысячи», – говорю я. – Давайте не будем подкармливать его эго.
– Люси, ты можешь побыть серьезной хотя бы минуту? На твою бабушку могут подать в суд.
– За что? За то, что она сказала, что Мэтт козел? Но так и есть. Нельзя подать в суд на человека за то, что он сказал правду. – На самом деле я так не думаю, но звучит хорошо.
– Она намекнула, что он убил Савви. За это можно подать в суд. – Мама принимается возиться с салфетницей в центре стола, разглаживая фиолетовые салфетки, чтобы они лежали идеально ровно.
– Да не будет он подавать в суд, – снова отмахивается бабушка. – Я ни в чем его не обвиняла. Просто рассказала всем, какие ужасные вещи он говорил. Если он не хотел, чтобы об этом узнали, не надо было говорить.
– Мужчины и не такую дрянь скажут, – говорит мама. Я удивляюсь ее выбору слов. Мы плохо на нее влияем. – Они говорят и говорят, иногда – ужасные вещи, но это просто мужчины. Это ничего не значит.
– Конечно, это что-то значит, – говорит бабушка. – Иначе они этого не говорили бы. И я устала от того, как все в этом городе боготворят Мэтта, будто это он на небе звезды повесил. Я знала, что все они придут на этот подкаст и начнут заливать, какой он замечательный, – и оказалась права. Кто-то должен был сказать правду.
«Правда не имеет значения», – шепчет Савви мне на ухо.
– Подозреваю, Люси тоже скажет правду, когда пойдет на свое интервью… – Бабушка смотрит на меня выжидающе. Нет, не выжидающе. С вызовом.
– Скажу, – вру я. – Обязательно.
Бабушка удовлетворенно улыбается.
– Мне кажется, тебе стоит… рассказывать правду выборочно, – медленно говорит мама.
Мои брови взлетают.
– Серьезно? Ты все эти годы на меня давила, чтобы я сказала правду о той ночи, а теперь…
– Я на тебя не давила. Конечно, ты должна сказать правду о том, что случилось с Савви. Мне просто кажется, что этот подкаст как-то сбился с курса и вообще погряз в разврате.
– Погряз в разврате! – Бабушка смеется.
– Нам нужно было знать об интрижке Люси? Или Мэтта? Или о моей? Почему он все время об этом говорит? – Мама шмыгает носом.
– Ты права, ему следовало упомянуть все интрижки Дона, раз уж он заговорил о твоей, – говорит бабушка.
– Нет, мама, у меня противоположный посыл. Люси, прошу тебя, не говори о постоянном круговороте любовниц твоего отца.
– Господи… – Со стоном откидываю голову назад. – Я будто снова в старшей школе.
Бабушка опять легонько хлопает меня по руке.
– Тебе реально не все равно, если я что-то скажу про папины интрижки? – спрашиваю я маму, хотя и так вовсе не собиралась об этом говорить.
– Это не имеет отношения к делу.
Скрещиваю руки на груди. Мама целенаправленно избегает моего взгляда. Она не хочет, чтобы я рассказывала про папиных любовниц, не хочет, чтобы бабушка называла Мэтта козлом. Мама, как всегда, в первую очередь стремится защитить мужчин в своей жизни. Не думаю, что она вообще осознает, что делает это. Это уже привычка.
– Кстати, о правде, – начинаю я, не устояв перед соблазном еще больше смутить маму. Бабушка с мамой застывают, будто ожидая, что я открою им нечто невероятно важное. – Мы можем обсудить Колина Данна?
Мама протяжно вздыхает и вытягивает из стопки салфеток одну с замятым краем.
– Не меняй темы.
– Нет, давайте-ка сменим тему, – говорит бабушка, стряхивая с кофты сахарную пудру.
– Я не буду обсуждать Колина, – говорит мама и ненадолго замолкает. – Потому что мне нечего сказать.
– Хотя бы расскажи, как это вообще произошло, – не сдаюсь я. – Бен сказал, что у вас была продолжительная интрижка.
– Не знаю, с чего Бен взял, что что-то обо мне знает.
– Но он прав? – Бабушка довольно улыбается.
Мама берет пончик и разрывает на две части. Маленький кусочек она кладет в рот, оставшееся опускает на салфетку.
– Нет. Это было один раз – той ночью.
– Очень жаль, – мечтательно говорит бабушка. – Он симпатичный для парнишки.