Подготовка смены

А затем последовал не менее интересный — не атлантами ли называют себя те люди, от которых нам перепало божественное громовое оружие? И сразу же последовало пояснение, что по слухам из Египта люди с громовым оружием появились в Эритрейском море и торгуют с Индией. И называют себя там атлантами. Египетские эллины очень их появлением недовольны, а ещё недовольнее их торговые партнёры на полпути к Индии. И не с этим ли связано появление драгоценных индийских товаров у карфагенских купцов, которым, собственно, и недовольны египетские эллины? А то уж очень по времени близко получается. Раньше и слыхом не слыхивали об индийских товарах с запада, все шли либо через Селевкидов, либо через Птолемеев, но вот появились в Индии те, кто называет себя атлантами, погромыхали там громами, а говорят, и молниями посверкали, и вот в аккурат после этого Карфаген как раз и начал предлагать индийские товары. Раньше сам покупал их у Селевкидов и Птолемеев, а теперь — продаёт. Ведь явно же с запада откуда-то берёт их? Это же мимо Испании, получается? На это я ответил ему, что даже не совсем мимо, а через нас. Не напрямую, правда, через посредника, но по слухам — да, поставщики этих и многих других ценных товаров атлантами себя называют. Те или не те, кто может знать? Но раз есть схожие признаки вроде громового оружия, то вполне возможно, что те самые. Узнаем точнее, когда на прямой контакт с ними выйдем, а пока — только слухи. И снова критяне переглядываются, кивают друг другу и ухмыляются понимающе.

Умному — опять же, достаточно. Птолемеевские греки много о чём болтают, но показать им нечего, а мы хоть и на другом маршруте, но в деле. На каком месте в цепочке посредников и в каком качестве, хрен нас знает, потому как неизвестно ведь, до какой мы степени темним. Ясно одно — что доступ какой-никакой имеем, раз и оружием громовым разжились. Неясно, правда, в каком количестве, и можем ли мы резко нарастить его, если понадобится. Но сам факт наличия — уже намёк. А демонстрация действия — прозрачный намёк. У критян их рыбацкие посудины не превышают размерами пиратских гемиолий с миопаронами. Но пиратский промысел — эпизодический, а рыбацкий — повседневный. Юг Крита с его Мессарской долиной один хрен без даров моря не проживёт, прочие его части — тем более. Хрен нас знает, сколько у нас лимонок есть, и сколько мы их можем достать, но насколько хватит — можем существенно осложнить критянам доступ к столь нужным им ежедневно морепродуктам. Весь не перекроем, уж очень много рыбацких деревень и бухт, на все никакой флотилии не хватит, но весь перекрывать и не надо. Достаточно и части, чтобы это сказалось на рационе многих. И не надо высаживаться, не надо гнаться за критскими лучниками по их горам, в которых они знают каждый камень и каждый куст, а надо просто с безопасной дистанции ударить по их желудкам.

А значит, не надо нас к этому и вынуждать. Мы не навязываем своих правил и готовы соблюдать местные, мы лишь намекаем на то, что их соблюдение обязательно не только для нас, но и по отношению к нам, и двойных стандартов мы в этом не потерпим.

— Вот шишки эти большие, сочные и сладкие из Карфагена никто сюда так и не привозит! — жаловалась нашим испанкам на тяжкую жизнь встретившаяся им в Фаласарне недавняя однокашница Мелисса Родосская, — В Коринфе я их так и не попробовала, не по средствам были, думала здесь попробовать, но их, говорят, привозят только в Кносс. Ещё не решила, задержусь здесь или подамся туда. А может, и там тоже не останусь, а вернусь на родной Родос. Уж там-то точно найдутся эти сладкие карфагенские шишки! — говорила она это как бы нашим, но с расчётом, чтобы краем уха услыхал и Эолай, к которому она успела пристроиться в содержанки.

Наши переглядываются и усмехаются, а гетеры подают служанкам знак, чтобы не вздумали проболтаться о том, что даже они пробовали карфагенскую шишку, то бишь дефицитный и страшно дорогой ананас, в Афинах. Девок, успевших уже просечь кое-что в специфике нашей жизни, явно тяготит необходимость изображать идеальных греческих рабынь, но у греков приходится, отчего их хвалёный греческий патриотизм улетучивается буквально на глазах. Стоять за спинами развалившихся на ложах хозяек, сверля взглядом мозаичный пол в ожидании их приказаний, когда они знают уже, что в нашем кругу сами сидели бы за столом вместе со всеми и даже принимали бы участие в беседе, если она на греческом языке — это ведь ещё вопрос, кто ждёт возвращения в Испанию с наибольшим нетерпением — наши или вот эти гречанки, ещё недавно не знавшие, где это вообще.