Подготовка смены

— Дело в том, Максим, что по римским законам обвинение необходимо доказать в суде во всех его деталях, а не только по общему существу разбираемого дела, — объяснил мне Гней Марций Септим, мой римский патрон, — Например, хотя бы простейший случай невозврата долга. Если, предположим, ты задолжал мне тысячу денариев, которую брал не разом, а по частям, и откажешься возвращать мне её, то я должен доказать судье не только сам факт твоего займа у меня денег, но и размер суммы долга. Это логично и справедливо. Но давай представим себе, что у меня не сохранилось всех твоих расписок на все занятые тобой суммы, а на какую-то сумму, пусть это будет для примера двести денариев, у меня нет не только твоей расписки, но и достойных доверия свидетелей сделки, то я и не смогу доказать суду всей суммы твоего долга в тысячу денариев, а смогу доказать только долг в восемьсот денариев. Если я только на них и подам судебный иск, то выиграю дело, и суд взыщет с тебя эти восемьсот денариев, но если мой иск будет на всю тысячу, то её ведь я не докажу, и тогда суд по моему иску оправдает тебя за недоказанностью обвинения. Вот такие у нас приняты формальности в нашем судопроизводстве.

— Так это что же тогда получается, почтеннейший, что даже в том, в чём ты прав бесспорно, ты можешь всё равно не добиться справедливого приговора? — прихренел с их юридической казуистики Волний, которого я прихватил с собой в эту поездку, дабы он и в наши забугорные дела тоже вникал, личные связи в них нарабатывал и опыт приобретал.

— Абсолютно верно, — ухмыльнулся римлянин, — Предъявлять суду нужно такое обвинение, которое ты можешь доказать полностью, иначе ты проиграешь в римском суде даже справедливое дело, и ответчик, виновный по существу, будет судом оправдан.

— И тогда больше ничего нельзя с ним сделать?

— Законно и в этом судебном процессе — уже ничего. Суд состоялся, приговор по нему вынесен, ответчик оправдан. Даже для получения тех восьмисот денариев, которые я могу доказать, я должен снова обратиться в суд с новым иском уже на эту сумму, а двести денариев теряю безвозвратно. Поэтому, если всей суммы я доказать не могу и не уверен в добросовестности должника, умнее будет не сразу в суд обращаться, а сперва признание всей суммы долга от должника получить в виде его расписки или устно, но при надёжных свидетелях. Например, договор с ним оформить об отсрочке уплаты долга в размере всей этой тысячи денариев. Придётся, конечно, подождать и этот новый срок, зато у меня будет документ или свидетели на всю сумму. Или, как вариант, я уговариваю его вернуть мне в положенный срок двести денариев, на которые не имею доказательств, а в своей расписке об их получении указываю, что это погашен именно тот заём, о чём мы и говорим с ним при свидетелях, а на остальные восемьсот, опять же, даю ему отсрочку. Вот только так и можно получить всю сумму, а иначе я могу подавать иск только на те восемьсот денариев, которые могу доказать, если хочу выиграть дело.

— И это ты нам, почтеннейший, простейший пример объяснил, — хмыкнул я, — А с этим Марком Титинием ни расписок на все его вымогательства нет, ни свидетелей на все эти случаи, и доказать можно, получается, далеко не всё.

— Именно, Максим. И если хоть что-то в обвинении не доказано, то и приговор выносится оправдательный.

— А у жалобщиков были вообще шансы добиться осуждения Титиния?

— В принципе — были. Испанцам нужно было посоветоваться со всеми четырьмя заступниками, вникнуть в букву римских законов и более тщательно разобраться самим со всеми пунктами своего обвинения, оставив только те, которые они могли неопровержимо доказать, а всеми спорными пожертвовав. Тогда, выдвинув бесспорное обвинение — да, в принципе могли бы и выиграть дело. Конечно, Титиния осудили бы очень неохотно, но те деньги, которые были бы бесспорно доказаны, ему пришлось бы вернуть испанцам. Это у нас строго, и за неисполнение решения суда ему бы не поздоровилось.

— Меньшая часть, почтеннейший, — заметил мой наследник, — Поэтому, наверное, и не стали выдвигать нового обвинения. Какой смысл, если этой большей части, которую не удалось доказать, всё равно не вернуть? Строже ведь Титиния не наказали бы?

— Формально по нашим законам не за что, — подтвердил мой патрон, — Твёрдые цены на все поставки назначают претор провинции и его квестор. Подразумеваются при этом, конечно, справедливые цены, но их пределы нигде не определены, так что Титинию трудно вменить в вину такие преступления, за которые полагается не просто возмещение лихоимства, а что-то посерьёзнее. В принципе-то можно, если целью задаться, но кто же в нашем сенате задастся такой целью? Если уж сами Публий Корнелий Сципион Назика и Луций Эмилий Павел на это не пошли из наших и сам Марк Порций Катон на этом тоже не настоял, то кто же ещё?

— Опасный прецедент? — предположил я.