Подготовка смены

— Больше будет толку, если обыкновенными дворнягами затравить подлежащего выбраковке кошака, — посоветовал Кайсар, — Они же ещё и не умеют толком убивать, так что рвать его будут долго, и орать он будет не две секунды и не десять, а все двадцать как минимум, и орать так, что убедительнее просто некуда, — половина зала рассмеялась, — У матюгальника перед мембраной записывающего аппарата мордой его зафиксируй, чтобы только туда и мог орать, ну и спускай на него свору дворняг. Вот такую запись правильно поймут и самые сволочные из твоих кошаков. Особенно, если казнь с записью у них же на глазах и произвести, чтобы не только ассоциации были, но и конкретные воспоминания. В смысле, сначала воспитательные меры как последний шанс, ты же не садист какой-то там, а вот когда кошак не поймёт по-хорошему, тогда уже и репрессии к нему применишь.

— Как ты это дело себе представляешь? — заинтересовался главный кошатник.

— Да элементарно же. Насрал тебе, допустим, этот лохматый стервец в тапок, и терпение у тебя лопнуло. Значит, подготавливаешь в центре двора аппаратуру, все кошаки в клетках по периметру двора — чтобы наблюдали за процедурой в воспитательных целях. Ну и свора дворняг, естественно, наготове. Если обгавкают кошаков в клетках, будет ещё лучше. Как раз в правильный настрой их приведут. Ну, не всё сам, конечно, помощники у тебя на это есть. А вот после этого уже сам берёшь этого кошака за шкирку, берёшь свой сраный тапок и выносишь во двор на всеобщее обозрение. Деревянной щепкой цепляешь говно из тапка и предлагаешь ему съесть его добровольно, — весь зал грохнул от хохота, — Причём, если съест, то ты его помилуешь. Но это — вряд ли, сам понимаешь. Тогда берёшь его за шею, сжимаешь и фехтовальным выпадом впечатываешь мордой в колонну. Второй раз предлагаешь ему съесть своё говно по-хорошему. Скорее всего, не поймёт и упустит свой последний шанс на помилование. Впечатываешь мордой в колонну три раза подряд и теперь уже не предлагаешь, а принудительно запихиваешь ему его говно в глотку, и тогда уже фиксируешь его башку перед матюгальником и даёшь команду на спуск собак. Те его рвут, он орёт как ненормальный, остальные кошаки наблюдают это дело и мотают на ус, а аппаратура записывает его предсмертный ор для последующих воспроизведений в целях воспитания остальных, если они хреново усваивают хорошие манеры.

По мере размножения тартесских кошаков их дефицитность снижается, зато во весь рост встаёт проблема выведения городской породы, умеющей правильно вести себя в условиях города и знающей своё место. Это поручено воякам, у которых хрен забалуешь.

В средиземноморском климате зимы не настолько суровые, чтобы их не могли выдержать потомки местного лесного дикаря. Поэтому место деревенского кошака — не в доме, а во дворе круглый год, и какая хозяйской семье разница, где он там насрёт? Там и птица домашняя уж всяко поболе его гадит, а к кошаку главное требование — не трогать домашнюю живность, но исправно ловить грызунов. И тоже, кстати, не все они отличать их научиться в состоянии, так что некоторых совсем уж необучаемых крестьянам убивать на хрен приходится. Но в остальном естественное кошачье поведение для крестьянина в деревне вполне приемлемо. Своя собака во дворе его не загрызёт, потому как для неё он член своей дворовой стаи, а чужие собаки в её двор и сами не сунутся, потому как никто не отменял территориального инстинкта. Это на общей улице у них стайная иерархия, а в своём дворе — чей двор, тот на нём и главный. Ну, у кошака могут быть свои иллюзии, но пары уроков обычно хватает. Зато, когда не наглеет сам, своей собаки может не бояться, а наоборот, рассчитывать на её защиту. Деревенская идиллия, короче, да и только.