Подготовка смены

— Я же сказал, если бы можно было, — урезонил он её, — Рим, кстати, как вы брать собирались? Там ведь тоже с одним легионом ловить нечего? Доставайте-ка план, я тоже с вами хотя бы в игре хочу Рим взять, раз уж отец на деле взять его не сподобился, — мы все рассмеялись, и молодняк занялся разминкой ума над тактической задачей взятия Рима.

Когда мы отправлялись в Рим по нашим делам, Гамилькар с Энушат отплыли в Утику к ейным настоящей матери и номинальному отцу. Поскольку вояж был согласован с Арунтием, Мириам была заблаговременно предупреждена отцом, что как в море, так и в пустыне случаются и миражи, да и просто очень похожие друг на друга люди попадаются ведь тоже весьма нередко, и если ей в чертах лица зятя что-то эдакое померещится, то это именно померещится, а правда — то, что расскажет о себе сам зять. В Карфаген они затем прибыли сухим путём, дабы в многолюдном порту не отсвечивать, но это же Карфаген, в котором лишнее могло померещиться слишком многим, так что Ганнибалёныш познал на собственной шкуре все неудобства строжайшей конспирации. Днём на улицах только или замотанным в тюрбан гарамантов может ходить, или в наглухо зашторенном паланкине, в которых и бабы-то обычно хотя бы одну из шторок, да откинут ради свежего ветерка, если для совсем уж предосудительного загула не шифруются. В натуре ведь срамотища выйдет ещё та, если спалится в таком транспортном средстве, так что понять его можно. Волний с Артаром и бойцами и в Риме побывали, полезные знакомства завязав, и в диверсиях лихих поучаствовали, и на дорогах римских полихачили в столь же полезных целях, и по Греции покатались, тоже уж всяко не попусту, а на обратном пути и в Карфаген зарулили, да ещё и свободно по улицам прогуляться могут, где ему шифроваться приходится. И ведь знал же, что так и будет, и хрен поехал бы по своей воле, но отцу разве откажешь? Ага, познал в полной мере цену отцовскому карфагенскому патриотизму. Для него самого родной дом и родной город — уж точно не здесь. И домой из этого гадюшника тянет неподдельно.

Для Волния этот Карфаген — и то роднее. Всё-таки здесь на свет родился. Не то, чтобы решающий фактор, сознательное-то детство в Оссонобе уже прошло, но и не хрен собачий, как говорится. Что-то с тех самых ранних лет жизни в мозгу отпечаталось, что-то с визита подростком, когда я их с Икером сюда прихватывал, когда он многое уже понять мог, осмыслить и сравнить, и для моего наследника в этом нынешнем Карфагене гораздо меньше сюрпризов, чем для Гамилькара, попавшего сюда впервые. Тот признался нам, что вообще в охренении был в день прибытия от этого столпотворения. Как и Артар, который тоже родился в Карфагене, но подростком в нём не бывал. Впрочем, и Волний-то заметил уж точно не приводящие в восторг перемены.

Им с Икером и в тот-то раз казалось, что народу в Карфагене как рыбы в сети у везучих рыбаков — в античном мире, не знающем ни селёдки, ни бочек, это называют так. А теперь мой наследник собственными глазами наблюдает, что в тот раз, оказывается, ещё умеренно было, а настоящее столпотворение — сейчас. В Мегаре как было, так примерно и осталось, толстосумов ведь, которым жизнь в ней по кошельку, помногу не бывает, но как в Старый город из неё выйдешь — ага, мы и сами прихренели маленько ещё в порту. Хоть и ожидали, зная расклад, но увидеть — млять, это же просто звиздец какой-то! Финики эти карфагенские и так-то народ склочный, у нас их добрую половину поубивали бы на хрен, а тут ещё и скученность привычную для них превысила, и это конструктивному настрою тоже ведь не способствует. Рыночную площадь по самому краешку обходили, потому как в центре бушевал урря-патриотический митинг. Я ведь упоминал, что Масинисса недавно опять обкорнал Карфаген? Вот и бесятся гегемоны — доколе, типа? А демагог подзуживает толпу, напоминая о славных временах Магонидов, когда великая карфагенская держава на хрену вертела всех этих ливийских и нумидийских дикарей и вообще была круче вкрутую сваренных яиц. Когда мы уже выходили с площади, оратор доорался уже и до того, что и Филиппыча вздрючили бы по самые гланды, осмелься тот только сунуться на тогдашний ещё не просранный предателями великий Карфаген. Блажен, кто верует, короче.