Подготовка

— Товарищ Тимошенко, я знаю, что выступление товарища Зинченко расходится с взглядами Академии генерального штаба, но оно не является революционным в области оперативного искусства. Мы знаем с Вами примеры правильно организованного стратегического отступления, которое привело к полному разгрому превосходящих сил противника. Но товарищ Зинченко тоже должен понимать, что мы не можем как Кутузов отступать до самой Москвы ради одного решительного сражения под Бородино. Однако идея проведения первой стратегической оборонительной операции имеет право на существование. Кто от Ваших людей может принять участие в разработке необходимых планов?

Тимошенко, как начальник академии ГШ не задумываясь, ответил.

— Мои преподаватели обладают высоким уровнем оперативного искусства и в кратчайшие сроки могут разработать любой план, хоть обороны, хоть наступления.

— Хорошо — Сталин повернулся к наркому обороны — товарищ Ворошилов вы должны подготовить и провести две военно-стратегические игры с участием офицеров академии генерального штаба, пусть будущие маршалы разработают план первой стратегической оборонительной операции, а начальник вашего генштаба и главный инспектор управления НКВД товарищ Петров с офицерами главного разведывательного управления пусть разработают план нападения на СССР на Западном оперативном направлении. Военно-стратегическую игру предлагаю провести в июне 1939 года, а в октябре 1939 года, повторим эту игру, только, наоборот. За наши войска пусть сыграет товарищ Зинченко, а вы с офицерами академии генштаба будете выступать за противника. По итогам этих игр подготовим совещание ЦК партии, там и решим наш спор.

Сталин осмотрел зал.

— Товарищи если нет вопросов можете быть свободны.

20 апреля 1939 года Берия лично приехал в кабинет начальника генерального штаба, значит разговор будет серьезный, подумал Зинченко, заказал два стакана чая и после того как секретарь ушел, спросил.

— Лаврентий Павлович, я вижу у Вас серьезное дело, может заказать, что не будь, карты, оперативные расчеты, или вызвать кого?

— Не надо вызывать, вопрос серьёзный, но мне нужен пока только ты, вернее твое мнение. На Дальнем востоке происходит что то серьезное, нам по сути высказали ультиматум — сказал Берия — о немедленной передаче всех задержанных нарушителей границы, кроме того требуют вернуть трупы убитых — Берия протянул сводку — на вот, почитай.

Зинченко взял аналитическую справку и начал изучать…

"….14 февраля 1939 года японские военнослужащие нарушили государственную границу СССР на участке Ханкайского пограничного отряда в Приморье. В результате боевого столкновения был убит японский унтер-офицер Эситами Кимамура.

23 февраля нарядом 53-го Даурского (в Читинской области) пограничного отряда был ранен при нарушении советской границы на острове в районе пограничного знака? 268 на реке Аргунь и взят в плен унтер-офицер Томигава.

26 февраля в боевом столкновении на советской территории японскими военнослужащими был захвачен раненым пограничник красноармеец Моков, захвачен также труп красноармейца Гузеватого, нарушители смогли беспрепятственно уйти на свою сторону, в Маньчжурию и увели захваченного Советского пограничника, а также унести тело убитого.

5 марта японцы вновь нарушили советскую государственную границу в Приморском крае на участке Гродековского погранотряда. В ходе боевого столкновения были убиты капитан Такисабура Хосисукэ, ефрейтор Оцуба и солдат-маньчжур Ли Люнцзин…".

Зинченко закончил чтение и вернул документ Берии.

— Всё это укладывается в ту историю, которую мы изучали в 21 веке — задумчиво произнес Зинченко — в той истории советская сторона никак не могла быть заинтересована в новом обострении конфликта на своей дальневосточной границе, и тогда ты Лаврентий, все-таки согласился на передачу всех задержанных лиц и трупов убитых Японцев. Не помню дату, но вроде бы это был май 1939 года.

— Знаешь, это еще не все, они — Берия явно намекал на наших восточных соседей Японцев или их шестерок Маньчжурцев — высказали ультиматум Монголии о немедленной передачи части государственной границы.

— А что не так с границей, в чем подвох? — не понял Зинченко.