Должна была что-то сильное сказать в ответ, но опоздала. Неожиданно, человек со шрамом сделал еще один шаг ко мне. Всего лишь шаг. Какой-то шаг. Но меня мгновенно отбросило обратно, в день нашей второй встречи в клубе. Когда он приковал меня и…
– Ника, – он говорил все также холодно, однако… пальцы его правой руки в этот же самый момент коснулись холмика моей груди. – Вы представления не имеете, – большой палец Си-гурда с легкостью обнаружил мой отвердевший сосок и сделал несколько головокружительных движений… по кругу… медленно, чуть надавливая… и отпуская… – во что ввязались, – завершил фразу он.
Я не могла ответить. Сердце… сердце стучало где-то в районе моего горла. Оно подскочило вверх и заблокировало мое дыхание. Согревающая волна пробежала от моей груди вниз, по всему телу, задевая и обволакивая все на своем пути, пока не добралась до самых пяток… А потом… мне стало очень жарко в моих туфлях…
Этот палец… бесстыже наигравшись с моим соском скользнул вверх, по моей груди… добрался до шеи… до подбородка… до губ… мягко прошелся по ним и дерзко скользнул в мой рот, заставив меня при этом разжать зубы.
Почему… почему я подчинилась ему? Почему не отдернула голову, не сжала челюсти и хотя бы не укусила его? Этот палец… прогулявшийся по моим зубам, чувственно поддевший мои губы, коснулся моего языка и будто бы потребовал ответить. Я смотрела в жесткие, черные глаза человека со шрамом и невольно заметила, как участилось его дыхание. Не понимая себя и своих необдуманных решений, отозвалась. Провела языком по незваному гостю в моем рту… И увидела, как кадык на изуродованной шее Завьялова дернулся вверх, а потом вниз и его губы приоткрылись, выпустив на волю горячее облако воздуха из его легких.
– Ты знаешь… – голос министра дрогнул, – что твои глаза меняют цвет, когда ты возбуждена?
После его замечания, мне показалось, что я даже почувствовала, как делаю это. Почувствовала, как мои глаза молниеносно изменили цвет, как температура в глазницах подскочила к самой высокой отметке, как вдруг выступили капельки пота в уголках под веками – настолько мне стало жарко.
– Хорошо… – медленно сказал Сигурд. – Я дам тебе то, зачем ты приехала на самом деле. Только… сначала ты пройдешь проверку.
Его палец пронырливой змеей выскользнул из моего рта, и сразу же его руки схватили меня за запястья, после чего заставили обе ладони гостьи лечь на грудь к своему хозяину.
– Расстегни мою рубашку, – последовал вновь ледяной, как кусок айсберга приказ.
Отстраненно наблюдала, как мои пальцы одну за другой освободили несколько пуговиц из петель. Моим глазам предстал его жуткий шрам. Следствие чего-то очень нехорошего, что случилось с этим человеком достаточно давно.
– А теперь дотронься до него, – голос Завьялова ухнул в пучину хрипоты. – Дотронься, Ни-ка.
Все же, какие у нее завораживающие глаза, даже в полутьме они провоцируют меня на необдуманные поступки. Мне вдруг очень захотелось, чтобы она почувствовала мой шрам. Не увидела, а именно почувствовала. Это увечье, нанесенное мне врагами отца двадцать два года назад. Интересно, хватит ли у нее смелости? Зрелище не для слабонервных, особенно, не для молоденькой, неподготовленной девушки.
Кожа… горячая. Я поднесла пальцы к его груди. Но не стала ими проводить по перепонками и мелким уродливым шрамам, и рубцам, страшной паутиной сливающимся в одно большое увечье на его теле. Я положила сразу всю ладонь.
Бьется. Под шрамом бьется. Что-то большое… Обжигающее, дикое сердце неукрощенного зверя… Я чувствую, как моя ладонь начинает пульсировать вместе с его сердцем. Горячо…
Бьется. Отчетливо слышу каждый гулкий удар своего сердца под ее маленькой, прохладной ладошкой. Раз… два… три…
Что это? Меня били в детстве. Били жестоко. И на моем теле тоже есть шрамы, но они далеко не такие. Это… это было что-то очень страшное. Кипяток… Кислота? Что? Что могло настолько страшно изуродовать кожу? Что пережил этот человек? И не только пережил, но и…
Эти глаза. Два разноцветных глаза. Они смотрят на мое уродство и… что это? Что? Жалость?!!
– Тебе жаль меня?!! – услышал свой разъярённый голос.
В ее глазах, которые, наконец, осмелились заглянуть в мои – страх. Но он пришел только что и перекрыл жалость! Жалость все-таки была! Что она… Она. Осмелилась. Меня жалеть?! Меня?!!
– Раздвинь ноги! – прозвучало очень грубое от него. Мгновение назад… Мгновение назад мне почудилось, что в груди этого чудовища я слышала гулкий стук живого сердца. Но… Я, наверное, ошиблась.
Однако, я не бегу. Мне хочется. Мне очень хочется подчиниться ему. Я все равно безумно… до боли… хочу почувствовать и его прикосновение тоже…
– Не стоит тебе меня жалеть. Я не такой, каким ты меня себе выдумала! – прорычал и, подцепив пальцами ее короткую юбку, задрал ту до самой талии.
Она не сопротивляется. Не кричит. И даже не убрала ладонь с моей кожи. Что движет мной? Перекрывающее все желание или злоба? Раздражение, вызванное ее жалостью? Как она может меня жалеть? Как осмелилась на это?!
На ней чулки, не колготки. Готовилась? Знала? Хотела?