Вставляя ключ зажигания в замок, я еще некоторое время думала, что он сейчас просто уедет. Но «БМВ» лишь мягко сдала назад, плавно объехала меня, когда впереди загорелся зеленый и, не спеша, пересекла перекресток, приглашая последовать за ней.
Когда я снова села в его машину возле моего дома, лицо моего нового знакомого изменилось почти до неузнаваемости, словно он перевоплотился. Передо мной теперь сидел весьма жесткий мужик с очень строгим взглядом. Свет в салоне на этот раз не горел, но лицо было довольно легко различимо — как и очертания мускулистых рук в футболке: куртку он снял.
— Сними пальто, — скомандовал он, и я, лишь немного помедлив, развязала пояс и начала расстегивать пуговицы. Рассмотрев мое тело под тоненькой блузкой и юбкой, он провел пальцем по двум верхним пуговицам и расстегнул их.
— Чулки? — спросил он, скользнув ладонью по колену.
— Колготки, — покачала головой я, чувствуя себя клушей.
— Снимай, — сказал он, даже не думая отворачиваться.
Я покраснела до ушей и задышала так, словно пыталась притвориться тюленем.
— Прямо здесь?
— Прямо здесь. Прямо сейчас. И быстро, — нетерпеливо скомандовал он, переводя тяжелый взгляд на лицо.
— Хорошо, — прошелестела я, сбросила ботинки и стала извиваться на сиденье, пытаясь снять колготки так, чтобы не задирать юбку полностью.
И лишь когда я закончила, этот ублюдок садистски улыбнулся и сказал:
— А теперь трусики.
— Но…
— Трусики. Сейчас же.
По взгляду стало ясно, что он не шутит. Я сглотнула, почувствовав, как откликается тело. Это было невероятно, но мои соски затвердели, а низ живота стал чувствительным и влажным. По позвоночнику пробежала дрожь.
Выполнив приказ, я запихнула черные кружевные трусики в свою сумку, следом за колготками, и уставилась на него.
— Глаза! — одернул он внезапно громким шепотом, и я даже вздрогнула, мгновенно опуская взгляд.
— Мне нельзя смотреть на тебя? — пробормотала я испуганно-невнятным голосом куда-то себе в колени.
— Так — точно нельзя. Ладно, слушай правила. Первое — я повторять ничего не буду. Предупреждаю один раз, на второй ты получаешь наказание. Ясно?
— Да.
Мои колени судорожно сдвинулись, а ноздри расширились, невольно вдыхая его запах, когда он внезапно замолчал и наклонился. Все мои внутренности сжались, но оказалось, что он перегнулся через меня лишь для того, чтобы захлопнуть не до конца закрытую мной дверь, а затем снова сел ровно на своем сидении, лишь слегка обернувшись ко мне:
— Стоп-слова: желтый, красный. Если ты говоришь желтый, это означает: сильнее не надо — для боли или то, что ты напугана — для остальных воздействий. Я остановлюсь, и мы обсудим это. Если ты говоришь «красный» — все прекращается, и ты едешь домой.
— Понятно.
— В клубе веди себя тихо и будь послушной. Ты по определению подчиняешься всем доминантам, хотя я большую ГЛАВА времени буду рядом. Сегодня до тебя никто, кроме меня, не будет дотрагиваться в интимных местах, заниматься сексом или воздействовать другим серьезным образом. Но иногда другие домы могут погладить тебя по голове или обнять за плечи, дотронуться до спины — это нормально.
— Хорошо.
— Теперь обсудим твои ограничения на сегодня. Поскольку ты новичок, жестких воздействий я не планирую, но все же надо определиться с твоими интересами. Посмотри на меня сейчас.
Подняв взгляд, я постаралась сделать его максимально мягким, но он все же покачал головой:
— Ты такая же саба, как я — японский почтальон.
Резко поднятая рука заставила меня моргнуть и испугаться — показалось, он сейчас ударит по лицу. Но теплая ладонь просто погладила щеку:
— Вот это взгляд сабы. Он должен быть либо испуганным, либо умоляющим. Всегда покорным.
— Хорошо.
— Да, господин, — поправил он, продолжая смотреть в глаза.
— Да, господин, — послушно повторила я.
— Хорошо. Как насчет порки?
— Да, — еле слышно согласилась я, судорожно облизнув внезапно высохшие губы. Мой взгляд невольно упал на кнут, и низ живота судорожно сжался.
— Нет-нет, — хмыкнул он, проследив за мной, — моей ладони и шлепалки тебе сегодня хватит, это точно. Думаю, покричишь даже немного.
Я тяжело дышала, сдвинув колени. Мне казалось, ткань юбки вот-вот начнет намокать от возбуждения.
— Мокрая? — внезапно спросил он, снова читая мысли, и я вскинула изумленный взгляд. Как?
— Это легко, малыш, — снисходительно ответил он на невысказанный вопрос. — Хорошо. Начнем с этого. Как насчет публичности?
— Публичная сцена? — уточнила я, и глаза раскрылись сами собой.
— Вот этот взгляд, — сказал он, снова потрепав меня по щеке, словно похвалил щенка за принесенную палку. Я опустила глаза, чтобы скрыть возмущение.
— Значит, предпочитаешь приват? — негромко уточнил он.
— Думаю, да, — выдавила я.
— А как насчет обездвиживания? Связывание, пристегивание? Многие пугаются в привате.
— Я не знаю.
— Ладно. Поехали, разберемся. Пристегнись.