– Но… – жадно хватая губами кислород, я крутилась перед зеркалом, подмечая малейшие детали. Допустим, отсутствие трусиков не бросалось в глаза так явственно, как выпирающая грудь. Мое тело было не настолько идеальным, чтобы пренебрегать помощью корректирующих лифов! – Неужели ничего нельзя придумать?
– Есть один весьма сомнительный вариант, отвечать за который головой я не могу, – мужчина достал из вакуумного пакета нечто, напоминающее широкий загнутый обруч. – Они приклеиваются между бедер. Сами понимаете, куда… Но… Есть шанс, что плавки отвалятся прямо в процессе мероприятия. – Затем он сверкнул парой бежевых кружочков, напоминающих пластыри. – Опять же, если от трения с тканью они выпадут – ответственность с себя снимаю.
Мое воспаленное воображение тут же подкинуло ужасающую картину, как во время детской благотворительности из платья Эмми Браун, секретаря главы «Шульц Индастрис» , выпадают две наклейки или, что еще хуже, странный продолговатый предмет. Вряд ли в этот момент кто-то подумает про нижнее белье.
– Хорошо, давайте без них… – вынуждена была прошипеть я сквозь стиснутые зубы. – По крайней мере, там нет ни единого знакомого мне человека…
На выбор мне было предоставлено около десяти вариантов всевозможных туфель. И, что естественно, подошли по размеру самые неудобные, на невероятно тонкой и необъяснимо высокой шпильке. Будто дизайнер всячески пытался показать свою ненависть к женскому полу, что вышло у него на все сто процентов великолепно.
– Если к концу дня я не сломаю себе нос – отправлю ему цветы! – выйдя из здания на промозглую улицу, я проигнорировала пошлые выкрики случайных знакомых мне вслед и быстро юркнула в машину Стэфана. Водитель улыбнулся, увидев меня, и приветливо кивнул.
– Вы выглядите прекрасно, Эмми, – коротко сказал тот спустя какое-то время. – Необычный выбор наряда: такое строго спереди и обольстительное сзади.
– Надеюсь, не как у дешевой эскортницы, – с плохо скрываемым раздражением прошептала я себе под нос. Меня все больше пугала мысль показаться перед толпой уважаемых людей в одном лишь клочке красного шелка.
– О, нет… – мечтательно вдохнул тот. – Вы выглядите так, словно собрались разбить не одно сердце…
Более того, годы до этого мама отчаянно повторяла мне ежедневно:
– Мы на месте…– голос Стэфана вывел меня из дымки черных воспоминаний, возвращая в реальность. Я с тоской посмотрела на красную ковровую дорожку, ведущую прямо в центральный холл. К счастью, мне хотя бы позволялось не встречаться с папарацци. Стоило моим пальцам упасть на ручку двери, как водитель кратко пробормотал: – Удачи.
Проходная была разделена на две части: на одной сверкали знаменитости в свете софитов, на другой – такие же незначительные мошки, как и я. Обычно моя половина ломилась от вездесущих папарацци, толкающихся локтями и усложняя и без того крутой подъем. Промозглый ветер продувал спину, в темноте сложно было не сломать себе нос.
В какой-то момент пути я вздрогнула от чего-то холодного, упавшего мне на плечи.
– Нет-нет-нет…
В другое время это бы обрадовало меня, но не сейчас – начался нежданный снегопад. Идти и так удавалось с трудом, а если ступеньки станут скользкими… К тому же, мокрое «голое» платье было бы не совсем на руку.
Краем глаза я уловила Конрада Шульца, он привычно позировал на аллеи звезд вместе с супругой Авророй. На девушке было пышное черное платье до колен, белые волосы уложены в высокий конский хвост. Пара выглядела идеально: широкие улыбки, милые перешептывания, нежные объятия. Подобные выходы в свет всегда сулили боссу подъем репутации – о нем говорили, им восхищались, его хотели.
Внутри взыграла странная ярость и обида. Зачем босс заставляет меня быть той, кто спит с женатым мужчиной? Зачем заставляет меня изменять моему жениху?!
Неосмотрительно засмотревшись прямо перед собой, я сделала несколько опрометчиво неточных шагов, каблук зашатался, а нога уехала в сторону. Я постаралась поймать равновесие и придержаться за стоящего рядом человека, но, как назло, толпа внезапно рассеялась.
Раскачиваясь, словно маятник, я покрылась мурашками от ледяных, словно айсберг, пальцев на моей спине. Некто поднял меня в воздух и повернул к себе лицом, будто пушинку.