Обхватываю ладонями бедра, сжимаю сильно и резко ввожу член до конца, замираю. Она шумно дышит. Но у меня самого ощущения концентрируются в одной точке. Если продолжу тянуть, то начну мучить уже самого себя, а это не предел моих желаний. Поэтому увеличиваю темп, пока не начинаю вбиваться со всей силы, ее вскрики перемешиваются со стонами. Чувствую, как внизу подтягиваются мышцы, сжимаются судорожно – я на пределе. Или это она сжимается перед своим пределом? В таком ритме, в такой бесконечной близости разобрать невозможно.
– Господин… можно?
– Да, девочка, можешь кончить. Но позу не менять.
Мое дыхание сбивается. Она этого не заметит, как никогда не замечает. Когда она кончает, то буквально на пару секунд вообще теряется в пространстве – ее надо поддержать. Но быстро собирается и на последних волнах себя немного контролирует. Но в этот момент уже мой контроль заканчивается. Внутри нее сжимается, пульсирует, мне становится тесно и жарко – жарче, чем до сих пор. Это ощущение можно испытывать вечно – и сойти с ума от переизбытка. Чем более бурный у нее оргазм, тем мощнее она толкает меня к моему. Это тот самый миг моего ей подчинения, полной капитуляции. Хорошо, что и этого она никогда не заметит.
Кончаю и на первом же спазме резко выхожу. Остатки попадают на бедро. Не понимаю, почему этот эффект не пропадает, но она до сих пор реагирует на сперму на своем теле. Лену это смущает. Кажется, что ей неприятно. Именно поэтому я и не позволяю сразу бежать душ. Мне нравится ее смущение. Завтра кончу ей на лицо – она от этого вообще с ума сходит. И тем сводит с ума меня. Я не воспринимаю подобное, как унижение. Но достаточно того, что воспринимает она. И ей всегда нужно немного унижения. А я… у меня к ней мучительная нежность. Мне хочется давать то, что ей нужно.
– Теперь иди в свою комнату. Ты свободна.
– Спасибо, господин.
Мы спим в разных постелях. Не знаю, хотела бы она другого, но это очень важный момент для меня. Тем более, если она осознанно мечтает о подобном. В мою задачу входит не допустить, чтобы она когда-нибудь насытилась полностью, получила все. Всегда держаться на грани, но никогда через нее не переступать – лучший способ не приесться друг другу. Эмоциональная граница – часть сексуальной игры. Сексуальная игра – не вся жизнь. Но насколько же жизнь становится с ней ярче.
При свете дня правила кардинально меняются. И это не решение Лены – она по первому нашему договору вообще про разграничения по времени не думала. Но именно так и надо: она пока не понимает, что если не будет немного отдыхать, то измотается быстрее, чем предполагает. Я не хочу, чтобы она измоталась. Я хочу каждую ее эмоцию по максимуму.
Она болтает за завтраком. И, кажется, сама за собой не замечает, как любит поговорить:
– Вчера мама опять выносила мозг. Макс, у меня такое ощущение, что они злятся на Дениса, а отрываются на мне! На этот раз старая тема…
– Когда распишемся?
– Ага. Талдычит одно и то же: живете вместе уже полтора года, типа достаточно – или расписывайтесь, или расходитесь. А то жизнь, мол, тратится на отношения без будущего! Как будто люди не разводятся после грандиозных торжеств.
– Давай устроим свадьбу. Не вижу в этом проблемы.
– Вот ты опять смеяться будешь! – Лена говорит звонко, даже громко. Однако я осекаю, только когда уже слушать невыносимо. У нее еще полтона в запасе. – Но я тебе все-таки скажу – я не уверена, что сама хочу свадьбу! Ощущение такое, что мне подумать даже не дают – все давят, давят своими стереотипами… Оставили бы в покое, может, я и сама бы сразу захотела! Ты думаешь, что они такие тихие? Ага! Они при тебе только тихие, а потом по телефону начинается…
Она всегда перегибает, когда говорит о семье. Они самые обычные люди, с присущими обычным людям недостатками. Да, давят. Но покажите мне хоть одну семью, где вообще нет давления. Где никто никогда не ошибается. Где нет психологически неправильных ролей. Лена перегибает, потому что не понимает: не только их роли неправильные, но и ее. Она сама приучила их играть в эту игру, в то время пока Денис приучил играть в другую. К счастью, ситуация меняется на глазах, она уже давно не тот старший ребенок, который всем должен. Но Лена всегда будет перегибать, когда говорит о семье, эта привычка прочнее некоторых ролей. И брат ее – вполне обычный пацан, хоть для пацана уже считается переростком. Дерзкий, смелый, довольно сообразительный. Единственная его беда – это бесконечная любовь родных. Его достаточно вышвырнуть из дома – и все, дело сделано: через месяц они получили бы совсем другого человека. Но кто я такой, чтобы лезть в дела чужой семьи? Мне достаточно своей.
Настроение веселое, в пору немного вывести Лену из себя:
– Тогда скажешь, когда определишься. Я тоже не верю в штампы. Но мне бы понравилось, если бы к тебе прилипла еще и моя фамилия. Это как знак качества и тавро на лбу: смотрите, она моя, и ошейник на ней торчит не просто так. Ой, прости, это же не ошейник, а обычное украшение. Постоянно путаю.