Подчасок с поста «Старик»

Старшина пошел приводить Фильку Руля в плакатный вид, а Клиндаухов вдруг обнаружил, что исшинковал-то он не просто лист бумаги, а отпечатанный приказ. Плюнул в сердцах и, злясь на себя, на этого так не вовремя пришедшего военмора, сел за машинку печатать заново. На листе бумаги, сквозь которую проглядывали жгучие очи полуобнаженной красавицы и надпись: «Мыло «Скромность». Вне конкуренции», — печатать приходилось на найденных где-то неиспользованных обертках, — уже виднелось:

Приказ

В ноч с 28 на 29 июля сиго, 1920 года к постю Чюбаивка, на котором находился сикрит из двюх чиловик, подошли дви шаланды с билогвардийцами…

Далее в приказе говорилось, как белогвардейцы высадились и открыли огонь и как часовой красноармеец Колупаев, отослав к заставе подчаска за подкреплением, вступил в бой. Одного он убил, двоих тяжело ранил, одного задержал, а остальные «обратилис в постыдной бигство в мори.

Да здравствюют Красный Орлы?

Командир — Гирасимов.

Воинком…»

Фамилия комиссара батальона — Урсульев — никак не поддавалась воспроизведению на машинке, получалось черт те что, и Клиндаухов, оставив место для того, чтобы вписать эту фамилию от руки, начал выстукивать свою должность: «Адю…»

Резко, требовательно зазвонил телефон — от неожиданности Павел ударил сразу по двум буквам.

— Адъютант батальона слушает вас!

Кто-то тревожно и сбивчиво, срываясь на крик, докладывал:

— …Пост Карабуш напа…

Затем какой-то стук, треск — и все.

— Что такое? Повторите! Алло, Карабуш, повторите! Что там случилось?

Трубка молчала, слышались только приглушенные щелчки и гудение.

И, уже забыв про неоконченный приказ, Клиндаухов кричал что есть силы:

— Карабуш, Карабуш! Алло, Карабуш, отвечайте!..

Пост Карабуш молчал.

…Уполномоченный особого отдела Северо-Западного района Черного моря красный военный моряк Дмитрий Неуспокоев сбросил бушлат, разулся и плюхнулся на диван. Это неуклюжее сооружение, оставшееся в кабинете с незапамятных времен, состояло, казалось, из одних пружин, кое-как прикрытых истрепанной обивкой. Но Дмитрий этого не замечал: лежал, вытянувшись во весь рост, и блаженствовал.

Ну и деньки за последнее время выдались — в небо глянуть некогда. Белые зашевелились. Только что пытались высадиться у Санджеевой балки. Часовой Захаров отбил десант почти в два десятка человек. А ночью — у Чубаевки. Молодец Колупаев, не растерялся, встретил врагов по-пролетарски [4].

Неуспокоев, как только получил известие о десанте в Чубаевке, выехал туда сам. Важные птицы пытались высадиться. В кармане убитого оказались документы на имя полковника графа Роникера. Раненые документов не имели, находились в тяжелом состоянии и говорить пока не могли, а насмерть напуганный белогвардеец, оставшийся невредимым, назвался французским консулом. Консул, дипломатический представитель, а высаживается тайком вместе с каким-то сбродом. Шлепнуть бы его безо всяких разговоров. Но нет, нельзя. Международные осложнения можно вызвать, сорвать переговоры с Францией, которые ведутся в Стокгольме и Копенгагене. Отправили его в ЧК, а потом в Центр, там разберутся, что к чему.

К кому все-таки шли эти неизвестные, и по всему видно — по оружию, по одежде, по рукам — офицеры? Ведь где-то ждут их. Ничего, вылечатся — расскажут.

Недавно поступило сообщение, что начальник поста Карабуш Арканов — бывший белый офицер, только скрывает это. Вообще-то ничего удивительного: когда части 41-й дивизии разгромили группу генерала Шиллинга и заняли Одессу, батальон пограничной стражи, охранявший побережье при белогвардейцах, почти в полном составе перешел на сторону Красной Армии. После тщательной проверки многих офицеров пришлось отправить в другие части, подальше от побережья, а кое-кого и в ЧК.

Только собрался ехать — новое сообщение: неподалеку от города, в Дофиновке, нашли склад оружия. Пришлось отправиться туда. Вот вернулся, ног под собой не чуя. И так каждый день. Неуспокоев уже позабыл, сколько часов в сутках.

«Нельзя, нельзя уставать… Не имею права…» — думает он и чувствует: откидывается голова на жесткий диванный валик, глаза закрываются сами собой, тело даже острых пружин не ощущает. Спать, спать…