На ближайшей сходке железнодорожников Вадима окликнула прибывшая из Москвы Лидия Осиповна[2], с которой он познакомился еще в прошлом году.
— Так что ж, Вадим, боевое крещение выдержали? Молодчина! Вас можно считать большевиком. Сегодня же и окрестим.
Вадиму дали адрес явки. И в тот же вечер на собрании тамбовских большевиков Вадим Подбельский был принят в члены социал-демократической партии.
В полночь, возвратившись домой, возбужденный и радостный, он сел за работу: надо было по заданию партии написать листовку-воззвание.
— Как ты думаешь, Юра, — обратился Вадим к брату, — так хорошо будет звучать? — И он негромко, чтобы не разбудить мать, начал читать обращение большевистской организации к рабочим: — «Устраивайте собрания, товарищи, заявляйте на них свою солидарность с петербургскими товарищами.
Будьте готовы встретить славную смерть за великое дело освобождения. Революция стучится в дверь, ее голос велик и прекрасен, она требует жертв, она несет с собой политическую свободу поднимающемуся из порабощения народу…»
Завтра на квартире учителя Михаила Павловича Рассказовского, где соберется большевистская группа, прокламацию обсудят. Потом ее отпечатают на гектографе и товарищи распространят среди жителей губернии. Условлено, что за прокламацией должен будет приехать учитель из села Пересыпкино. Пересыпкинский учитель — надежный товарищ. Он сам смастерил гектограф и сам печатает на нем.
С этого дня Вадиму приходилось довольно часто по поручению организации писать листовки.
Их писали по различным поводам. В одном случае большевики разъясняли крестьянам, что реформа 1861 года не только их не раскрепостила, но, наоборот, еще больше закабалила и что поэтому единственный путь освобождения от кабалы — это революция. В другом случае требовалось осудить пагубную политику социалистов-революционеров, прибегающих к тактике индивидуального террора.
И каждый раз Вадим с воодушевлением принимался за работу. Его окрыляло доверие старших товарищей, поручавших ему такое ответственное дело.
Осенью 1905 года поднялась вся Россия. Начавшаяся 6 октября в Москве по призыву комитета РСДРП всеобщая политическая стачка превратилась во всероссийскую. Бастовало более двух миллионов человек. Встали фабрики и заводы, остановилось движение на многих железных дорогах, прекратили работу почтово-телеграфные учреждения.
«Могучая рука пролетариата, — писал Владимир Ильич Ленин в газете «Пролетарий», — поднявшегося в порыве геройской солидарности во всех концах России, остановила всю промышленную, торговую, и государственную жизнь. Страна замерла перед бурей».
Владимир Ильич призывал партию расширять революцию, завоевывать крестьянство на сторону рабочего класса, не идти на компромисс с царизмом, а бороться за его свержение.
Царь вынужден был издать так называемый манифест 17 октября и обещать народу «гражданские свободы». Но маневр не помог. Революционное движение в стране продолжало нарастать.
В Тамбов дошли слухи о восстаниях в армии и флоте, о создании первых Советов рабочих депутатов, о революционных выступлениях крестьян.
Тамбовский губернатор фон дер Лауниц в тревоге. Как справиться со смутой, которая охватила всю губернию? Как выловить всех бунтовщиков?
Губернатор рассчитывал на магическую силу «высочайшего манифеста» 17 октября. Но в городах и селах, видимо, не верят манифесту — должно быть, большевистские агитаторы всюду поработали. Недаром Шацкий, земский начальник, просит прислать войска для усмирения крестьян села Петрова, которые рубят помещичий лес и наотрез отказываются прийти на сходку, чтобы выслушать разъяснения по поводу манифеста.
Только за два дня — 28 и 29 октября — в уездах было сожжено и разгромлено тринадцать помещичьих усадеб. По распоряжению министра внутренних дел Дурново 30 октября Тамбовская губерния объявлена на положении усиленной охраны. Но и это не помогло. Революционные выступления в городах и селах продолжались.
Восьмого декабря состоялся большой митинг железнодорожников Тамбовского узла. Участники его выдвинули требования: созыв Учредительного собрания, свобода слова и печати, свобода стачек и союзов.
Фон дер Лауниц окончательно растерян. В этой проклятой, неспокойной губернии можно в конце концов головы лишиться.
Как в калейдоскопе, перед ним мелькают события этого ужасного года. 19 января в Одессе был ранен полицмейстер Головин, 4 февраля в Москве убит великий князь Сергей Александрович, 21 февраля в Белостоке убит исправник Ельчин, 31 марта в Одессе ранен пристав Ольшевский, 24 апреля на Волыни убит пристав Куятов, а четырьмя днями позже в Нижнем Новгороде — начальник охранного отделения жандармский ротмистр Грешнер, 3 мая в Уфе — губернатор Соколовский. И так каждый месяц.
И кто разберет, чья рука направляет убийц?