Ему не спалось не из-за предстоящей охоты — повторенная в двенадцатый раз она может удивить только новыми деталями, но не возбудит так, как в первый и даже в шестой. Спать ему не давали воспоминания о Вике, о ее жарком жадном теле, ее страсти, которую не каждому дано прочесть под сдержанной манерой вести себя. Такая девушка — для чутких мужчин, опытных, таких, как он. Иначе ее давно бы прибрали к рукам, и он бы никогда ее не встретил.
Петр вздрогнул, но не от холода, а от пришедшей в голову мысли: выходит, он так и продолжал бы менять женщин, встречаться с Лорной в Германии, с Ганкой в Польше, с Милой в Питере? Нет, этому конец, сказал он себе и почувствовал сладостную истому.
Ну а теперь хватит и тебе, Суворов, болтаться по двору. Спать.
Утро было ясное, морозец, но вполне терпимый, правда, снег мог бы и не скрипеть так громко. После завтрака все встали на лыжи и длинной процессией устремились следом за егерем Михалычем. Мужик шел резво, он задал хороший темп, и вся компания долетела, а не дошла до места.
Перед выходом Петр лично осмотрел оружие каждого — отличные карабины. Объяснил, кто на каком номере должен быть у берлоги. Стрелком будет кругленький упитанный Курт, поэтому он встанет на номере первом.
Из берлоги тянулся легкий парок — дышал хозяин. Егерь подал команду: «На бой!» — и засунул длинный шест, пытаясь выгнать зверя из берлоги.
Оба немца выжидательно посмотрели на Харальда, который оцепенело уставился в чело берлоги, откуда высунулась мохнатая голова. Он стоял, словно под гипнозом, и совсем не там, куда ему указал Петр.
Петр почувствовал, как горло перехватило, а в висках застучали молотки. Сейчас, прямо сейчас, двести килограммов мяса, костей и шкуры вылетят, словно пуля из ружья, и этот долговязый глупый немец соломинкой полетит по ветру. Он метнулся, как внезапно разжавшаяся пружина, стиснул кулак и двинул им Харальда в грудь. Задохнувшись, немец отлетел с пути зверя в тот самый миг, когда медведь выскочил из берлоги.
Бок Петра чем-то жигануло, он охнул и больше ничего не видел. Чернота навалилась на него, словно вчерашняя ночь, но звезд не было...
— Это Виктория Морозова? — услышала Вика незнакомый женский голос, полный тревоги, и у нее по спине поползли мурашки.
— Да, это я. — Она сидела перед компьютером и сочиняла выступление для конференции в Праге. Приглашение пришло неделю назад, и нельзя было терять ни минуты. Торик устроился у нее за спиной в кресле и тихо сопел, согревая ее своим телом и дыханием.
— Я... я должна вам сообщить...
— Что? Что случилось? Что
— Да, но... ему неважно.
— Где он?
— Его перевезли в областную больницу. На санитарном самолете. — Женский голос уже откровенно дрожал. — Я спросила его, что для него нужно сделать. Он сказал, привезти... вас.
— Я еду. Немедленно. Расскажите, куда и как. Я записываю.
Она строчила карандашом по листу бумаги, не обращая внимания на то, что это чистый экземпляр доклада. Потом резко выскочила из кресла, перепуганный Торик шлепнулся на пол, отряхнулся и встал.
Вика не металась по комнате, она уверенно собрала сумку.
— Торик, ты останешься у Маши и Володи.
Песик молча смотрел на нее карими выжидающими глазами. Он чувствовал волнение хозяйки.
Вика приехала ночным поездом в областной центр, в тот самый, где сейчас находился Петр. Всю ночь она просидела возле вагонного окна, уставившись в непроглядную темноту ночи. Чем дальше от Москвы, тем меньше станций и полустанков, тем меньше огней. Только на поворотах Вика видела стальной изгиб рельсов, освещенных огнями электровоза, который тянул их состав.
Вика много передумала за эту ночь и поняла главное: если она вот так, не раздумывая ни секунды, сорвалась и поехала Бог знает куда, чтобы оказаться рядом с мужчиной, которому плохо, значит, подсознательно она приняла решение. Она должна быть с ним. И будет с Петром Суворовым.
А может, ею движет простое женское милосердие? Вика усмехнулась. Нет, только не ею. Да, конечно, есть женщины, призванные самой природой сострадать мужчине в любой трудной для него ситуации — даже если он обыкновенный пьяница или неудачник. Вытаскивая из беды другого, такая женщина самореализуется, как говорят профессионалы. Но это не Викин способ реализовать себя в жизни.
Утром поезд привез Вику Морозову в чужой, незнакомый город, но она не почувствовала одиночества, поскольку это был город, в котором сейчас Петр.
Она взяла частную машину на вокзале, и через десять минут водитель остановился перед коваными старинными воротами парка, в глубине которого краснели кирпичные стены четырехэтажного здания прошлого века.
— Приехали, — сообщил он. — Областная больница.
В коридоре пахло так, как и должно пахнуть в обычной больнице, — хлоркой. Но Вика просто отметила это про себя и тут же выбросила из головы. Где Петр?
Петр Суворов лежал в отдельной палате, нога его была подвешена на консоли. Перелом. Рука тоже на перевязи, на груди.