Подарок судьбы

— Ладно, ты, пожалуйста, не уходи никуда, — улыбнулся Борис.

— Не уйду, — тихо ответила Анна с нежными интонациями в голосе, каких, кроме князя Бориса, никто еще не слышал в сем подлунном мире. — Даже и не надейся.

Борис открыл дверцу и, не опуская откидных ступенек, ловко спрыгнул на землю.

«Мальчишка», — подумала Анна и улыбнулась.

Борис мельком глянул на дорожную коляску с притороченными баулами и откидным кожаным верхом, одиноко стоящую прямо у ворот кладбища, и пошел, позвякивая шпорами, по пустым в этот час аллеям кладбища. Вот могила князя Трубецкого, за ней обелиск поручика Ильина с барельефами и мраморная плита над могилой Вареньки Коковцевой, первой жертвы Романовской. А вот и могила самой Лизаньки под дубовым крестом, вместо коего, верно, лучше бы подошел осиновый кол. Но немногие знали настоящую причину ее смерти, а сведущие предпочитали помалкивать. К чему выносить сор из избы? Да и жаль было матушку Романовской, Амалию Ивановну, и по сей день безутешную в своем горе. Посему схоронили Лизавету не как убийцу, а по традиционному христианскому обряду, дабы грешная душа ее пребывала в покое и не теряла надежды на воскресение. Ведь любовь сродни болезни, а иногда и сама болезнь…

Князь Борис едва не принял за изваяние человека, недвижимо стоящего близ нового большого креста, на котором медно светилась квадратная табличка:

Девица Елизавета Васильева дочь Романовская

Родилась в 1797 году августа 26 дня.

Скончалась в 1817 году августа 23 дня,

Не дожив до совершеннолетия

Один год и три дни.

Прими, Господь, душу ее

И не оставь своим прощением.

Человек стоял, сгорбившись, и лишь отдаленно напоминал отставного поручика Кекина, потому Болховской весьма нерешительно произнес:

— Нафанаил Филиппович, это ты?

Кекин обернулся не сразу, и князь Борис поежился, встретившись с его взглядом. Так смотрел на него под Дрезденом смертельно раненный и доживающий последние минуты жизни корнет Ухтомский.

— Я, — еле слышно ответил Кекин.

— Эко тебя скукожило, — не нашелся более ничего сказать Болховской, с тревогой глядя на фронтового товарища. — Не стоит она того, чтобы из-за нее так убиваться.

— Знаю, — тихо ответил Кекин. — Все знаю. А вот поди ж ты, точит и точит…

— Ну, это всегда так, — с участием посмотрел в глаза Нафанаилу Борис. — Потом проходит… Коляска дорожная у ворот — не твоя ли? — спросил он, дабы перевести разговор на другую тему.

— Моя.

— Уезжаешь куда?

— Уезжаю. В имение свое под Нижним Новгородом.

— Вот это правильно, — одобрил решение товарища Болховской. — Развеяться тебе теперь самое время. Да и заботами нагрузиться не мешает. Забота, сам знаешь, отвлекает, — положил руку на плечо Кекина Борис. — Где забота, там и работа. А работа, она, брат, лечит. По себе знаю.

— Да, лечит, — эхом отозвался Нафанаил.

— А мы тут с Анной в Петербург собрались. Может, с нами? — искренне предложил Болховской.

— Да нет, благодарствуй, — ответил Кекин, и взгляд его несколько оживился. — В имение свое поеду. Запустил я его, так что заботами загружусь под самую завязку.

— Ну, смотри, — протянул Нафанаилу руку Борис. — Главное, не кисни.

— Удачи тебе, — пожал руку князя Кекин. — Передавай мой поклон Анне Петровне.

— Передам. Прощай, — приложил два пальца к киверу Болховской.

Дед лежал на прежнем месте — в фамильном склепе Болховских под стелой белого мрамора. Борис снял кивер, поклонился в пояс.

— Вот такие пироги, Борис Сергеевич, — доложил он деду. — Женюсь скоро. На самой лучшей женщине на свете. Ты ее знаешь, и, верно, одобрил бы мой выбор. — Болховской надел кивер и вытянулся во фрунт. — А покуда отбываю в столицу, ибо служба зовет. Когда вернусь, не знаю, но по прибытию тотчас навещу тебя, как обычно.

Болховской скорым шагом прошел по аллее и вышел из ворот погоста. Коляски Кекина уже не было. Борис открыл дверцу кареты, одним движением опустился на кожаный диван.

— Я долго был?

— Целую вечность, — выдохнула Анна.

— А мне показалось, не более четверти часа, — улыбнулся Болховской.

— Четверть часа, проведенная без тебя, и есть целая вечность. Понятно тебе, солдафон ты эдакий?

— Понятно, — расплылся в улыбке Борис и притянул Аннет к себе. — Знаешь, кого я встретил на кладбище? — задумчиво спросил он, когда коляска тронулась. — Нафанаила Кекина.

— И как он?

— Как сомнабул. Стоял у могилы этой Романовской и ничего вокруг себя не замечал.

— Да, жаль его, — вздохнула Косливцева. — Он ведь любил ее по-настоящему.

— Это как я тебя или сильнее?

— Ой, да когда ты во мне женщину-то разглядел, совсем недавно! — искоса взглянув на него, заметила Анна. — А ведь я все время рядом была.

— Ну во-первых, лучше поздно, чем никогда, — сделал чеканное лицо Борис. — А во-вторых, разглядел же!

Он заглянул в ее глаза, лучащиеся счастьем, и поцеловал в чуть напудренный носик.

— А знаешь, я так и думал, что у Кекина с Романовской ничего не выйдет.