— Принести вам что-нибудь выпить? — вежливо спросила я.
— О нет! Нет, спасибо. Мы только что выпили колы в машине, — сказал Виктор.
Наступила небольшая неловкая пауза.
— Послушай, чувак, мне нужно поговорить с твоей сестрой, — заявил Виктор Толливеру. Он сделал такое мужественное лицо, какое только смог изобразить.
Мои губы дернулись, хотя я всеми силами старалась сохранить нейтральный вид.
— Ну так валяй, — серьезно сказал Толливер. — Или ты хочешь, чтобы я вышел из комнаты?
— Нет, чувак, — тревожно произнес Виктор.
Он посмотрел на своего друга Барни, и тот покачал головой, чтобы подтвердить слова Виктора.
— Нет, приятель, останься.
Подросток повернулся ко мне.
— Вы были в Нэшвилле, поэтому знаете, как все было плохо, — начал он. — Я имею в виду, вы знаете — все это было просто ужасно.
Я кивнула.
— Поэтому моя мама… моя мачеха… на время свихнулась.
— В каком смысле? — подалась я вперед, полностью сосредоточившись на молодом человеке.
Мое удивление не было чрезмерным, когда Барни взял Виктора за руку. Виктор выглядел ошарашенным, — но не тем, что его держит за руку парень. Он просто удивился, что Барни решил, что это нормально — сделать такое перед нами. Мгновение они смотрели друг на друга, а потом Виктор крепко сжал пальцы Барни.
— Она была… Она горстями ела таблетки, понимаете? Она просто не могла без них. Фелисии приходилось все время ездить из Мемфиса в Нэшвилл, чтобы убедиться, что в доме все в порядке.
— Должно быть, это было очень трудно, — сказала я, пытаясь говорить и ласково, и в то же время ободряюще.
— Так и было, — просто ответил Виктор. — Мои отметки в школе покатились в тартарары. Я скучал по сестре, и все было очень плохо. Мой папа продолжал работать, а мама обычно вставала и пыталась навести чистоту в доме, или заняться готовкой, или просто пообедать с подругами, но она все время плакала.
— Когда теряешь члена семьи, это все меняет, — сказала я, что было просто бессмысленно.
То, что с тобой делает внезапное исчезновение сестры, даже приблизительно не опишешь словами «все меняет», я это хорошо понимала. Но мне становилось все любопытнее, к чему ведет Виктор. Это любопытство побуждало меня всячески смазывать Шестеренки беседы, чтобы он продолжал говорить.
— Да, — просто ответил мальчик. — Изменений было завались. — Казалось, он взял себя в руки. — Вы знаете, тем утром… Тем утром, когда она… исчезла.
— Мм?
— Мой папа был неподалеку, — выпалил Виктор. — Я заметил его машину в паре кварталов от дома.
Я не выпрямилась и не завопила: «О господи!», но мне пришлось приложить усилие, чтобы остаться в прежней непринужденной позе.
— Да? — совершенно спокойно переспросила я.
— Да, потому что… я имею в виду… я ведь пошел на тренировку по теннису, — сказал Виктор. — Но после этого мой друг, который был у меня в Нэшвилле… В смысле, это было совсем не то, что с Барни, но у меня и вправду был там друг, и мы с ним слегка перепихнулись, а потом мне нужно было принять душ, и я подумал, что поеду домой, но когда я миновал дом, то увидел, как папина машина остановилась у светофора в паре кварталов, и решил, что он может что-то заметить. Я имею в виду — что там вообще было замечать? Но вы же знаете, какие они, родители, — пожал плечами Виктор. — Поэтому я просто отправился обратно в парк и покидал мячик, встретился с несколькими друзьями, которые пришли поиграть. Теннисные корты были всего в десяти минутах от дома, и я даже припарковался на том же самом месте, когда вернулся, поэтому мне было легко сказать, что я вообще не уезжал.
Мы оба были потрясены этим маленьким отчетом.
— Конечно, я не мог ничего этого рассказать, — продолжал Виктор.
— Я понимаю, что это было бы трудно — оказаться впутанным в такое, — сказал Толливер.
— Да, знаете, одно цепляется за другое, и тогда мне пришлось бы им все рассказать. Обо мне.
А мир, конечно, вращался вокруг Виктора.
— Итак, они еще не знают, — заметила я.
— О господи, нет!
Виктор и Барни посмотрели друг на друга.
— С папой и мамой случилась бы истерика.
— Моя мама относится к этому нормально, и это потрясающе, — заявил Барни.
Я была рада, когда он подтвердил, что тоже владеет голосовыми связками.
Вообще-то я имела в виду другое, но Виктор, конечно, истолковал мой вопрос по-своему.
— Ты уверен, что это была машина твоего отца? — спросил Толливер. — Совершенно уверен?
— Да, уверен, — ответил Виктор таким тоном, как будто его приперли спиной к стене и против него была целая армия. — Конечно, чувак. Я знаю машину отца.
Раньше я никогда не слышала, чтобы кто-нибудь называл Толливера «чувак», и даже при данных обстоятельствах слегка наслаждалась этим.
— Он сам сидел за рулем? — спросила я Виктора.
— У него «лексус гибрид», — ответил тот. — «Лексус» цвета бамбуковый перламутр с кожаным салоном цвета слоновой кости. Мы искали на веб-сайте неделю, прежде чем заказали эту машину.
Итак, машина эта особенная. Ее нельзя спутать со многими другими машинами. Я испытала горькое разочарование: как будто любимая выставочная собака вдруг повернулась и укусила меня.