Когда сил терпеть больше нет, вот совсем ни капельки не остается – боль вдруг оканчивается.
Барбара выходит из петли, опасливо смотрит на «освободителей», на прикуривающего сигарету Флетчера.
Невероятно – почему-то люди не обращают на нее никакого внимания.
– Просто вы мертвая, док. И я тоже мертвый.
Обернувшись (Гарри, садовник, все-таки не стоило ему выкидывать такие штуки с его больным сердцем), Барбара видит собственное тело, болтающееся в петле, и кричит от ужаса:
– Нет! Я не хочу умирать, нет!
Гарри пожимает широкими плечами:
– Так вроде мы и не такие уж и мертвые, док. Все оказалось не очень страшно. Я, наверное, погорячился со своими обвинениями. Вас заставили. А потом тоже не пощадили. Нам, конечно, здорово не повезло. Но ничего, правда все равно рано или поздно станет известна. Пусть мы умерли, но пленки-то остались!
– Какие пленки? – машинально поинтересовалась Барбара, наблюдая за «освободителями». Они, снимая перчатки, пристально оглядывали кабинет, явно пытаясь понять, насколько естественным выглядит «самоубийство». – Какие пленки, о чем ты?
– Пленки, на которых записаны ваши разговоры с Мэрилин. Есть и запись, где этот агент берет вас за горло, заставляет убить Монро. Катушки спрятаны в надежном месте. И о них никто не знает, ни эти агенты, ни полицейские! Я кое-что сделал перед тем, как первый раз отправиться в полицию... Да уж, не стоило мне так сокрушаться по поводу грузовика. Теперь-то я уже понимаю: спасти Мэрилин не было никаких шансов. У этих ребят, которые брали вас за горло, все схвачено, в том числе и в полиции...
На какой-то момент Барбаре стало любопытно: что за записи, как у Гарри получилось их сделать?
Но в следующую секунду часть дома словно растворилась в воздухе. И там, где находилась стена, появилась странная необычная панорама.
Барбара увидела тропинку, пролегающую в сочной изумрудной траве, а еще сбоку было озеро, и вдалеке махали руками какие-то люди... Видневшийся вдали мужчина напоминал отца: высокий, худой, улыбающийся...
Папочка не произнес ни слова.
Но Барбара каким-то странным образом поняла, что он мог бы сказать.
Что произошедшее с ней – это не страшно, а радостно.
Что вот-вот можно будет увидеть всех своих родных. И еще того, кто ближе всех родных и чья любовь всегда все принимает и прощает. И вот это – самое главное. А все остальное – суета...
«Катя совсем с ума сошла со своей любовью. Не понимаю, как можно быть настолько безответственной, ни на что не обращать внимания! К ней в дом залазят какие-то ненормальные, бьют ее по темечку – а ей все равно. В ванной вдруг обнаруживается видеокамера – опять-таки, по барабану! Да, все люди – разные, и реакция на события у них разная. Я, конечно, та еще паникерша и пока не разобралась бы в происходящем – в этом доме ни за что не осталась. Катя всегда была и легкомысленнее, и спокойнее. Пока на неприятности можно не обращать внимания – она и не обращает. Но что будет, если проблема станет слишком серьезной?.. Катерина только смеется: «Мой Мишутка меня спасет!» А на самом деле ее Мишутка дурит ей голову! Но у Кати было настолько счастливое лицо, что я так и не решилась ей ничего рассказать. Не смогла... Майкл – двуличный подлец! За ужином так и увивался вокруг Катьки: «Дорогая, хочешь еще шампанского? Давай я положу тебе салата!» Он принес ей цветы, огромный букет роз. Вот что чувство вины с мужиками делает! Кате – цветики в утешение, а сам тискает на пляже «самую сладкую девушку в мире»!»
Вздохнув, Лика Вронская выбралась из постели, подошла к окну.
Слишком много новых впечатлений для одного дня.
Слишком много каких-то непонятных моментов, вызывающих тревогу.
И... слишком сильно тянет к Андрею...
В этом хороводе мыслей заснуть просто невозможно.
«Я не смогу сделать благоразумный выбор. Никогда не умела, так и не научилась. А после тридцати люди уже принципиально не меняются», – Лика уселась на подоконник, обхватила руками колени и невольно залюбовалась красивым освещением участка.
Цитрусовая ночь...
Прямо над бассейном повис грейпфрут луны, желтый диск отражается и в глади воды. А небольшие лампочки, закрепленные на ветках деревьев, высвечивают яркие оранжевые шарики. Апельсины, апельсины... Если есть рай на земле – то он здесь, засаженный апельсиновыми деревьями...
«После прогулки к океану Стивен пригласил меня на ужин, – вспоминала Вронская. – Отказалась (не хочу близких отношений) – он заговорил о боулинге, дискотеке, экскурсии. Любой каприз, в общем. Мне кажется, он неплохой человек, и я нравлюсь ему. У нас много общего, и Стивен выглядит таким надежным, заботливым. Только вот он – не Андрей, и...»
Внизу, в холле, явственно послышался шум.
Затаив дыхание Вронская соскользнула с подоконника, высунула голову за дверь, прислушалась.
Не показалось.
Там, внизу, явно кто-то ходит...
Быстро натянув джинсы, Лика на цыпочках вышла из спальни и, закусив губу, стала осторожно спускаться вниз по лестнице.