— Не стоит благодарности. Я получил большое удовольствие от вашего выступления. Да, этот номер в вашем репертуаре, просто, потрясает, — насмешливо ответил телекумир.
— Номер? В репертуаре? Да как вы смеете! — На этот раз возмутилась Абигейл и попыталась высвободиться из его спасительных объятий.
Но ее попытка вырваться, привела к обратному результату: он еще сильнее прижал ее к себе, так что теперь она чувствовала, как у нее под щекой ритмично бьется его сердце. И ей почему-то расхотелось вырываться.
— Успокойтесь. — Его голос стал нежным, а когда он прикоснулся теплой рукой к ее щеке, она совсем размякла. — Вы пережили шок, когда ваш «пежо» стал делать эти выкрутасы на льду. Вам надо расслабиться. Дышите глубоко и медленно.
И Абигейл, словно загипнотизированная его голосом и ласкающими движениями ладони, автоматически подчинилась. Но глубокое дыхание не дало ей желанного спокойствия. Наоборот, оно лишь обострило ощущение его близости и добавило ситуации какие-то новые, волнующие нотки. Вдыхаемый ею острый запах одеколона, приятно щекотал ноздри, но к нему примешивался и другой запах — тонкий, чистый, неповторимый, который источало само тело этого великолепного мужчины.
Вдруг у Абигейл возникло чувство, будто, в ее мозгу произошло короткое замыкание. Она перестала четко и ясно мыслить, не могла ни на чем сосредоточить внимание. Ни на чем, кроме одного — теплого и сильного тела обнимавшего ее Ника Гранта. Ее сердце, казалось, стало биться в два раза быстрее, и разгоняемая им кровь ударила в голову так, что она начала кружиться. В каких-то самых удаленных, темных глубинах ее существа вспыхнуло и тут же стало стремительно разгораться пламя неудержимой страсти. Абигейл невольно вздрогнула.
— Вам холодно? — спросил он, почувствовав, как она задрожала. — Совсем замерзла, бедная девочка, — в его голосе прозвучало явное беспокойство, и он нежно спрятал ее руки в своих ладонях. — Надо немедленно разогреть вашу кровь.
Ее голова продолжала кружиться, мысли расплывались в разные стороны, как клочья тумана. Да разве можно замерзнуть, когда внутри бушует такое пламя? И зачем разогревать кровь, если она и без того уже несется в ее жилах, как раскаленная лава?
Неожиданно для самой себя, Абигейл подняла голову от груди Ника и поцеловала его в шею, белевшую над воротником свитера. Ее губы словно прикипели к ней, с наслаждением ощущая гладкость и мощь этой великолепной колонны. Солоноватый привкус мужской кожи раздразнил ее язык, и он, самовольно проникнув между губ, тоже коснулся шеи Ника своим влажным кончиком.
В следующую секунду Абигейл почувствовала, как все его тело напряглось, и она, сама потрясенная своим поступком, уже приготовилась к тому, что он, негодующе, оттолкнет ее
от себя, но реакция мужчины оказалась непредсказуемой.
— Итак, вам захотелось поиграть со мной? — жестким полушепотом произнес он и рывком прижал ее к себе.
Ее затвердевшие соски уперлись в его мускулистую грудь, бедра сомкнулись с его бедрами. Сквозь бархат платья она ощущала жар его распаленного тела.
Бесцеремонно и властно губы Ника впились в ее губы, язык заскользил по ее зубам, схлестнулся с ее языком, стал нежно ласкать ее нёбо. Абигейл издала тихий, протяжный стон.
Она не замечала, что их со всех сторон начинала обступать темнота, что по ее лицу хлестали струи колючего ветра и снега, а вокруг, порядком изношенных ботинок, быстро нарастала ледяная корка. Для нее в этот момент существовали только три понятия: она сама, Ник и неразрывно сцепившее их короткое, сверхчувственное замыкание. Абигейл таяла от блаженства, ощущая дерзкие движения его рук, проникших под пальто, потом скользнувших в глубокий вырез бархатного платья и обхвативших ее пышущие жаром груди.
И вдруг все резко оборвалось. На миг он замер, затем отпрянул от нее и грубо выругался. Как он мог забыть? Ведь перед ним была невеста его брата! Не переставая крыть себя самыми беспощадными ругательствами, Ник оттолкнул Абигейл с такой силой, что она едва не упала.
— И что все это значит, хотел бы я знать? — Ярость в его голосе, казалось, заглушала даже злобное завывание ветра, разносившего в клочья пространство вокруг них. — О чем вы думали, когда приступали к этому ритуалу?
Что она могла ответить? Ей было страшно даже взглянуть на него.
О чем она думала в тот момент, когда решила поцеловать его в шею? Какой бес попутал ее, когда ей вдруг приспичило броситься в объятия мужчине, которого она до этого не видела никогда в жизни? И о котором ничего не знала, если не считать статеек о нем в бульварной прессе, и его появления раз в неделю на ее телеэкране.
— Я... ни о чем не думала.
— Ни о чем! Что ж, не могу не поверить этому. И не удивлюсь, если вы скажете, мисс Барринг, что у вас заранее были выключены мозги и тогда, когда вы свернули на эту обледеневшую проселочную дорогу.