– Да, но это еще и большая ответственность. Вот дорастешь до моих лет, тогда поймешь. В прошлом году отец сказал, что я слишком изнуряю себя этими обязанностями, и хотел, чтобы я передала ключи старухе Аморе, нашей домоправительнице. Но я сказала: «Нет, сэр, ни за что! Я – единственная хозяйка Марклейка и буду ею, пока жива, и я никогда не выйду замуж и буду раздавать припасы и белье до самой своей смерти!»
– И что ответил ваш отец?
– Я пригрозила, что приколю кухонную тряпку к фалде его фрака. И он сбежал. Отца все боятся, но только не я. – Филадельфия капризно топнула ножкой. – Еще чего! Если я не могу сделать отца счастливым в его собственном доме, хотела бы я видеть женщину, которая сможет. Да я сдеру с нее шкуру живьем!
Она хлестнула по воздуху своим длинным хлыстом. Словно пистолетный выстрел прогремел над тихим пастбищем. Куцерогая Китти вскинула голову и опасливо затрусила прочь.
– Прошу прощения, – сказала Филадельфия, – но я просто бешусь от этой мысли. Они нестерпимы, эти глупые старые тетки с их перьями и накладными челками, – вечно приходят на обед и зовут тебя «деткой», когда ты сидишь на своем месте за своим собственным столом!
– Меня не всегда сажают за стол с гостями, – призналась Уна. – Но я тоже терпеть не могу, когда меня зовут «деткой». Расскажи мне, пожалуйста, еще про кладовки и как ты раздаешь припасы.
– Это огромная ответственность – особенно когда эта старая лиса Амора стоит за плечом и заглядывает в список. Прошлым летом случилась такая неприятность! Бедная Сисси – моя старая няня, о которой я тебе рассказывала, – она взяла три большие серебряные ложки.
– Взяла? Но ведь это значит украла! – воскликнула Уна.
– Тсс! – прервала ее Филадельфия, оглянувшись на Пака. – Я только говорю, что она взяла их без моего разрешения. Я это потом уладила. Так что, как говорит отец – а он судья, – это было не преступление, а только погашенный ущерб.
– Но это ужасно!
– Еще бы! Я была просто вне себя! Десять месяцев я распоряжалась ключами, и ни разу ничего не пропало. Поднимать тревогу сразу было глупо, потому что в таком большом доме что-нибудь всегда запропастится неведомо куда, а потом, глядишь, снова попадется под руку. «Всплывет с подветренного борта», как говорит мой дядюшка. Но через неделю я рассказала об этом Сисси, когда она расчесывала меня перед сном, и она посоветовала не волноваться из-за пустяков!
– Вот они всегда так! – не выдержала Уна. – Видят, как ты волнуешься из-за чего-нибудь жутко важного, и говорят: «Пустяки, не волнуйся!» – как будто это и впрямь может помочь.
– Вот именно, моя милая, вот именно! Я сказала Сисси, что ложки были из литого серебра и стоят они сорок шиллингов, так что, если вора найдут, ему будет грозить самое беспощадное наказание.
– Повесят? – спросила Уна.
– Раньше бы повесили. Но теперь, говорит отец, ни одно жюри присяжных не осудит человека на смерть из-за кражи в сорок шиллингов. Его присудят к пожизненной каторге и отвезут куда-нибудь далеко за море, на край земли. Я сказала это Сисси и увидела в зеркало, как она вдруг задрожала. Потом она заплакала и повалилась на колени; я ничего понять не могла, так она рыдала! Угадай, что наделала эта бедная сумасшедшая дурочка? Она отдала ложки Джерри Гэмму, деревенскому колдуну, чтобы он заворожил меня!
– Заворожил? Но зачем?
– Именно об этом я и спросила. И лишь тогда поняла, насколько бедняжка Сисси не в себе. Оказывается, это все из-за моего глупого кашля. Он скоро совсем пройдет – как только я приеду в Лондон. Так она беспокоилась об этом, представь, и о том, что я слишком худа, и они договорились с Джерри за три серебряных ложки, что он избавит меня от кашля и сделает потолще – «нагонит жирку», как она выразилась. Невозможно было удержаться от смеха – хотя ночка выдалась, конечно, нелегкая. Я уложила Сисси в свою постель и держала ее за руку, пока она не выплакалась и не задремала. Что я еще могла? Она проснулась от моего кашля – нельзя уж и покашлять в собственной комнате! – и стала каяться, что погубила меня, и просить, чтобы ее повесили прямо в Льюисе, а не отправляли от меня на другой край земли.
– Ужас! И что же ты сделала, Фил?
– Что? Ровно в пять утра я поехала потолковать с мистером Джерри, прихватив с собой новый хлыст. Мне все равно, главный он колдун или не главный.
– А что такое главный колдун?