Подари мне жизнь

А один из этих «замечательных людей» в эти дни пил горькую. Санитар по службе и бумагомаратель по велению души, Митя Шишкин, изнуренный постоянными супружескими изменами Катеньки, доведенный ее природной нимфоманией до состояния жидкой ртути, пребывал в тяжелом запое. Однажды он очнулся и увидел на кровати свою молодую жену в обнимку с чертом.

— Брысь! — сказал он тоскливо. — Катенька, ну это уж совсем ни в какие ворота! Ладно с людьми, но с нечистой силой-то уж совсем негоже..

— Ложись спать, — сонно ответила проказница. — Третьим будешь.

— Третьим? — переспросил Митя, потянувшись за бутылкой. — А я и один выпью. Буду я с ним делиться!

Черт почему-то обиженно заблеял и растворился в ночной мгле. А утром, по настоянию Кати, Митя Шишкин лег в свою же больницу на «профилактическое обследование».

Другой человек из этого Костиного «списка Шиндлера», компьютерный гений Джойстик, неутомимо рассылал в израильские медицинские центры всевозможные запросы и вел все переговоры о будущей операции, словно Константин уже имел и визу, и новое гражданство. Это была сложная и опасная игра, грозящая немалыми неприятностями, если бы открылась правда. Приходилось врать и изворачиваться, давать пустые обещания и гарантии. Костя постоянно подстегивал Джойстика, а тот потел от напряжения за своими компьютерами, охлаждая себя баночным пивом и выкуривая одну сигарету за другой.

Валера — Мыльный Пузырь продолжал «лопаться» перед восторженными детишками в больничной палате, а его супруга Мила — Длинная Макаронина причудливо завязываться в узел. Клоунская терапия имела несомненный успех, о двух бескорыстных виртуозных циркачах даже появилась статья в вечерней газете. Их стали приглашать и в другие госпитали и больницы, хосписы и стационары. Они подумывали даже о том, чтобы вообще распрощаться со своей основной работой в цирке. Таким образом, сами не ведая того, Валера и Мила как бы реанимировали древнюю мысль Гиппократа, что смех — лучшее лекарство от всех болезней. Удивительно, но даже один сумасшедший, которого считали неизлечимым пациентом и который не мог вспомнить вот уже десять лет, как его зовут, неожиданно после представления клоунов вдруг встал и громко заявил, что он — Илларион Микаэлович Айвазян-Пронский. Проверили в соответствующем ведомстве, оказалось — точно! Этот факт привлек к веселым коверным еще большее внимание прессы, а также светил науки и медицинских академиков.

Школьный приятель Константина инструктор конного спорта Василий стал по его просьбе обучать верховой езде некую серьезную золотоволосую девушку в очках. Вскоре способная ученица выглядела уже настоящей амазонкой, уверенно брала препятствия и скакала рысью. Люде Марковой очень шел спортивный костюм и хлыст в руке, которым она отгоняла слишком ретивых «лошадников» во время занятий. Один из посетителей конного комплекса, смуглый и черноволосый, с выправкой джигита, приходивший сюда довольно часто и тоскуя по своему горному аулу, внимательно посматривал на нее издали, поглаживая своего личного ахалтекинца. Однажды лошадь амазонки неожиданно понесла, испугавшись чего-то, джигит храбро бросился наперерез и схватил ее за узду. Затем помог растерявшейся Людмиле слезть с седла и… скромно удалился, даже не представившись.

— Как зовут этого человека? — спросила после Маркова у Васи.

— Ренат, — коротко отозвался тот.

Наталья Викторовна решительно потребовала от дочери, чтобы та познакомила ее с будущим новым затем — Гельмутом Шрабером, но Ольга не решалась привести добропорядочного немецкого жениха в их невзрачную «хрущевку». Сам богатый бюргер вел себя по отношению к ней очень благородно, оказывал всевозможные знаки внимания, дарил цветы и духи и даже выписал наконец-то чек на две тысячи марок — на мелкие расходы — но при этом все-таки застенчиво попросил расписку в получении. Наталья Викторовна, узнав об этом, пришла в сильное негодование.

— Да, доченька, — сказала она. — Не сладкая жизнь тебя ждет в Германии. У него там, поди, каждый клочок туалетной бумаги будет на учете.

Ее же собственный жених, Вольдемар, чья борода по значительности уже стала превосходить бороду Льва Толстого, все больше и больше стал уходить в философски-религиозное общение с глухой бабушкой, изъясняясь чаще жестами и мычанием. Это было очень удобно для обоих: она не слышала его, он не понимал ее, и оба оставались при своем мнении. Свадьбу решили сыграть 31 декабря, обвенчавшись предварительно в церкви.

В этот же, последний, день года планировал сочетаться браком с Ритой и депутат Каргополов. Он даже заранее заказал зал в одном из престижных ресторанов, но все пока держал в тайне, поскольку еще не успел развестись со Светланой Викторовной. Он боялся ее и знал, что супруга готова преподнести ему любую «подлянку». И решил в этом вопросе посоветоваться со своим приятелем Мамлюковым, чтобы все прошло шито-крыто. Тем более что сам Мамлюков был неоднократно женат и всегда выходил из подобных передряг победителем.

— И ты еще думаешь? — удивленно спросил тот. — Закатать в цемент и в воду.