Подари мне жизнь

— Картины? — услыхал ключевое слово Гельманд и прытко очутился рядом, пытливо заглянув Косте в глаза. — Если вы насчет покупки понравившихся вам картин, то обращайтесь исключительно ко мне или к Лавру Даниловичу. Мы — представители господина Жакова.

— Да-да! — подтвердил Лаврик, держась все же на безопасном расстоянии от Кости. — Вы это… не того… Знаю вас!

— Конечно, знаешь, — кивнул Костя. — Тут оконные рамы покрепче будут или проверим?

Лаврик поспешно ретировался еще дальше, а Гельманд недоуменно спросил:

— При чем тут рамы? С решетками и сигнализацией.

— А иди ты! — грубовато осадил его дедуля. — Не мешай мне с моим юным другом разговаривать.

Он взял Костю под руку и потащил к одной из картин. Там был изображен небесный ангел с лебедиными крыльями, в белом врачебном халате и колпаке, с фонендоскопом на груди, везущий на медицинской каталке куда-то к горизонту новорожденного младенца, орущего и дрыгающего ножками. У младенца было лицо самого Данилы Маркеловича, а у врача-ангела — Костино. И подпись внизу: «Архангел Константин, дарующий жизнь».

— Да это же я! — не удержался от восклицания Костя. — И ты, дедушка. А почему в облике новорожденного?

— Старость и младенчество — суть одно, — отозвался Данила Маркерович. — Оба эти естества к Богу ближе всего. Один выходит от него в мир, другой — возвращается. Посередине же — борьба, боль, страх, страсти. Счастье же и подлинная мудрость — лишь в начале и конце жизни. Так-то вот!

— Повторите еще раз эти фразы в микрофон! — сказала подскочившая к ним журналистка. Она уже «закончила» с Ритой, а теперь велела оператору заснять Жакова на фоне его картины с ангелом и каталкой. Втолкнула сюда же и Константина.

— Меня-то зачем? — попробовал он сопротивляться.

— Но ведь это вы изображены на картине? Вот и стойте. И молчите. Лева, снимай!

Застрекотала камера, а журналистка продолжила свое интервью с новой московской знаменитостью. Звезды в столице порой загораются столь внезапно, особенно в лишенные сенсаций летние дни, что только успевай налаживать свой телескоп. Возле них собралась уже довольно плотная толпа зевак, каждому хотелось попасть в кадр. Вскоре появились еще какие-то репортеры и фотокорреспонденты. Жаков очутился в тройном кольце, а Костю и Риту оттеснили. Данила Маркелович лишь что-то прокричал им издали, но они не услышали.

— Пошли отсюда, — сказал Костя. — Мы с тобой, в общем-то, чужие на этом празднике жизни.

— А надо сделать так, чтобы этот «праздник» был всегда с тобой. С нами, — ответила Рита. — Попроси дедушку, чтобы он тебя усыновил.

— Скажешь тоже! У меня есть отец. А у дедули — сын, Лаврик. Я не хочу быть братом этого подонка. Мне кажется, он обдерет папу, как липку.

— Тогда… пусть удочерит меня, — с чисто женской логикой заявила Рита.

Тут они столкнулись с завершающими осмотр галереи Ольгой, Натальей Викторовной и Вольдемаром. Константин замер, продолжая держать Риту под руку. Несколько оцепенела и Ольга, разглядывая свою «соперницу». Та сразу обо всем догадалась, скользнув взглядом по животу беременной женщины.

— Ну, познакомь же нас, — сказала она и, не удержавшись, фыркнула. Конечно, сейчас Рита выглядела гораздо привлекательнее Ольги: к ее услугам были лучшая зарубежная косметика, салон красоты, свой парикмахер, спортивный корт, сауна, массажист, маникюрша, солярий и прочие прибамбасы, способные превратить даже дурнушку в принцессу. Ольга же в последнее время почти и не следила за своей внешностью, лишь переживала и плакала по ночам в подушку. Но теперь они внимательно изучали друг друга.

— Ольга — Рита, — недовольно буркнул Константин.

Наталья Викторовна возмущенно сверкнула глазами, взяла Вольдемара за руку и демонстративно отошла прочь. Но тут в картиной галерее неожиданно появились еще два персонажа этой трагикомедии. Они тоже шли под руку, представляя на публике вполне счастливую семейную пару. Это были Каргополов и Света. Итак, пока под прицелом фото- и кинокамер Данила Маркович раздавал налево и направо интервью и автографы, а народ вокруг него возбужденно гудел, в отдалении от основного центра притяжения стояли три пары и одинокая в своей беременности Ольга. Впрочем, ничуть не одинокая, ведь в ней уже жил маленький человечек.

Каргополов смотрел на Риту, та — на него; Костя — на Ольгу, она — мимо; Вольдемар — на всех сразу. Лишь сестры бросились друг к другу обниматься, хотя с их последней встречи прошло всего несколько дней.

— Вот вытащила своего депутата на выставку, пусть хоть немного на искусство посмотрит, — сказала Светлана. — А то все бюджет да законы, девки да водка! Привет, Олечка!

— А меня мой путевой обходчик вытащил, — созналась Наташа. — Вот его бы на место Каргополова — в Думу. Ей-ей, сгодится!

— Не надо, жаль парня, испортится, как осетрина в жару, — ответила сестра.