Аня, крича, пыталась вмешаться, но парень вошел в раж. Он оттолкнул ее на мою кровать и продолжил избивать меня. Удары сыпались на голову, живот и спину. Я пытался защититься или перехватить ноги, но очередной удар кулаком в лицо, заставил меня отпустить ногу. У меня была рассечена бровь и губа.
Внезапно дверь открылась и в палату влетел врач с охраной. Увидев все происходящее, он кинулся мне на помощь, крикнув, что-то охране. В следующее мгновение охрана скрутила и вывела вон сопротивляющегося и, сыплющего на всех матом, юнца. Меня врач отправил в перевязочную на осмотр. Все это время Аня, с разбитой губой и накинутым на плечи медицинским халатом не отходила от меня ни на шаг.
Вечером, когда все успокоилось, и я лежал в своей палате, волнуясь за Аню, почувствовал болезненные уколы в области стоп. Я ошарашено смотрел на свои ноги, откинув одеяло. Боль, поднимающаяся от пальцев ног все выше и выше говорила о том, что: «Я… смогу… ходить!»
ГЛАВА 5
После того, как я снова стал чувствовать свои ноги, казалось, что и жизнь вернулась ко мне в прежних красках, а может даже и ярче. Одно лишь омрачало радость, неожиданно свалившуюся на мою голову, после того как я уже смирился с тем, что больше никогда мне не пройтись по матушке земле на своих двоих.
Из раздумий меня вывел звук открывающейся двери. Я приподнялся на локтях, улыбаясь во все тридцать два, готовясь сообщить радостную для меня и думаю, что для Ани тоже, новость.
Но зашла другая медсестра, пожилая женщина лет пятидесяти. Она, грубо дергая и неаккуратно заматывая бинты, бубнила о том, что ей в жизни не повезло. Муж, ее пьющий, сгорел в квартире, оставив без гроша за душой. Дети и внуки отказались ее забирать к себе жить, да и приезжают в гости очень редко. Я слушал молча, прикусив губу, чтобы не стонать под жесткими руками. Закончив процедуры, медсестра собралась уходить. Но я остановил ее, решившись спросить:
– А Аня заболела? Почему она не пришла? – поинтересовался, скрывая волнение.
– Без содержания взяла она, – нехотя буркнула бабулька, жалуясь на лень у нынешней молодежи.
– Спасибо, – ответил отворачиваясь, настроение тут же пропало. Мне так хотелось поделиться с близким человеком своей радостью, рассказать, что у нас все получилось. Медсестра, увидев, как быстро сменилось мое настроение, усмехнулась и добавила:
– Придет еще твоя Анька. Ей врач приказал отдохнуть и дал время побыть с матерью.
Ничего не ответив, я уставился в окно, разглядывая облака и впервые за все эти месяцы, задумался о будущем. С ужасом осознавая, что на этом свете у меня нет никого родного. Родителей уже нет в живых, детей нет. Умру и прервется род Волковых. Могилку прибрать некому будет, да цветы принести на Пасху. Нужно подумать о том, чтобы жениться. Но с моей – то жизнью, для женщины, это просто ад. Жить в закрытой зоне, охраняемой сутками. Сидеть в квартире, нянькаясь с детьми и гадать вернется муж целым или в цинковом гробу. Погруженный в раздумья не заметил, как заснул. И впервые проспал всю ночь без сна. Не видя лиц погибших товарищей, крови и тех ужасов, что снятся военным.
Утром, за несколько часов до прихода Ани, я старательно выполнял упражнения, от напряжения пот выступил на лице. Но я не хотел останавливаться. Разминал ноги, массировал мышцы. Онемение постепенно проходило. Я даже пробовал сидеть, свесив ноги на пол. Получалось это с трудом, через несколько минут все тело охватывало ноющей болью и мне пришлось прекратить попытки сидеть. Ругаясь на чем свет стоит, не терял все же надежды и был уверен, что смогу удивить Аню и подняться самостоятельно.
Ровно в десять часов в палату зашла девушка. Она улыбнулась, но эта улыбка была другой. В ней не было той радости и жизни, которые я видел несколько дней назад. Подойдя ко мне, Аня присела на кровать, а я гадал, что могло произойти у нее, раз она так изменилась. – Как ты себя чувствуешь? – спросила она бесцветным голосом.
– Хорошо, – улыбнулся я, желая отдать ей свою радость. Мне не нравилась грусть в ее глазах.
– А у меня для тебя сюрприз, – заговорщически начал я.
– Какой? – насторожилась девушка, осматривая места на лице, где раньше были садины.
Я откинул одеяло и пошевелил пальцами ног. Несколько секунд в палате стояла гробовая тишина, решив рискнуть, я опустил ноги на пол и встал. Открывая и закрывая рот в немом удивлении, девушка не нашла слов, чтобы описать свои эмоции, и не придумала ничего лучше, чем кинуться мне на шею, едва сдерживая слезы радости.
– Я знала, что все получиться! – затараторила она. – Давно ты ноги чувствуешь?
– Пару часов, – ответил я, сильнее сжимая девушку в своих объятиях.
Новость о том, что я пошел на поправку, облетела клинику в течении дня. Весь знакомый персонал заходил и поздравлял меня. Врачи собрали консилиум, на котором решили ходатайствовать о том, чтобы Ане дали диплом без экзаменов. Она свой экзамен уже сдала.
Вечером в палату зашел Янпольский, пожав протянутую руку, хлопнул меня по плечу:
– Живуч, солдат, – усмехнулся полковник.
– Стараюсь, Сергей Сергеевич, – улыбнулся я, принимая сидячее положение.