Подари мне сына

А если нет… то остается только смириться и самой справляться с проблемами.

Настраиваться на новую жизнь.

Я уже решила, что если Глеб не поверит, что это его ребенок — доказывать не стану.

Глупо, наверное, но разве я не заслужила доверия? Разве за все время дала хоть малейший повод в себе сомневаться? Соврала в чем-то?

Забарский в курсе происходящего и, если он решит отказаться от своего отцовства, то бог ему судья. Возможно, так даже будет лучше. Я перестану нервничать, бояться и даже…

При мыслях о таком раскладе к горлу подступил горький ком. В груди все стянуло железной проволокой. Не радовала даже новость о предстоящем материнстве.

Как раньше.

С Лешей все было по-другому. Неприятно, мерзко, но не так больно.

Не тупым ножом по-живому.

Не до искусанных в кровь губ и мокрых подушек каждую ночь.

Я ненавидела Забарского и в то же время не могла его отпустить. Убедить себя, что нам с малышом и без него будет не хуже.

Не будет!

Я слишком сильно ему доверилась. Слишком глубоко пустила в душу. Слишком быстро забыла,

Дни пролетали один за другим. А каких-то изменений в наших отношениях не предвиделось. Ничего не прояснялось.

И я просто устала.

Дошла до точки, когда нервы просто не выдержали.

А еще наткнулась на свежее фото в интернете, где Забарский ослепительно улыбался незнакомой девушке, находясь в окружении акционеров компании.

Да, возможно, просто рабочий момент. Ничего личного. Только дышать стало тяжело и слезы на глаза навернулись от понимания, что между нами теперь пропасть и вряд ли что-то изменится.

Было бы смешно, если б не было так грустно, но с чужим ребенком я была нужна Глебу, а со своим, как оказалось, нет. По-другому объяснить отсутствие Забарского у меня не получалось.

Продолжать дальше на что-то надеяться не было ни сил, ни желания. Поэтому, плюнув на все, я поняла, что больше так просто не смогу.

С глаз долой — из сердца вон.

И чем скорее, тем лучше.

Тем более он, как джентльмен, сам предоставил мне такую возможность, оставив в одиночестве маяться неизвестностью.

Я как раз упаковывала последнюю сумку, когда в коридоре послышались шаги.

— Я не хочу ужинать, Ален. Не накрывай на стол. Я не буду, — крикнула домработнице через плечо.

Она видела мои метания, успокаивала как могла, не давая полностью раскиснуть. И я была безумно благодарна ей за моральную поддержку. Но сегодня меня раздражало и казалось лишним даже ее присутствие рядом.

— Настолько торопишься? — прозвучало насмешливо.

Я вздрогнула, роняя свернутое в валик полотенце на пол и резко развернулась, плюхаясь попой на кровать.

На пороге стоял Глеб. Небритый, осунувшийся, с темными кругами под глазами. Похудевший.

Но такой до боли любимый.

Горло перекрыл колючий ком, лишая дара речи. В груди вспыхнуло, словно плеснули кипятка, и сердце забилось пойманной птицей.

Он остановился на пороге, сложив руки на груди. Привалился плечом к косяку двери, прожигая меня взглядом.

Долго.

Мучительно.

Ожидая ответа.

— П-привет. Извини, я думала это Алена. Ты вернулся… Что-то случилось? — задала глупый вопрос, запинаясь и избегая смотреть ему в глаза.

Когда ко мне вернулся голос.

Боже, Лена, забудь!

Он просто вернулся домой.

Это его территория, его собственность!

— Случилось, — сдавленно произнес он. Сделал шаг вперед, но почти тут же остановился, неуверенно замирая на месте. И неожиданно выдохнул: — Я понял, что не могу без тебя.

Секундная заминка показалось вечностью. Я все же нашла в себе силы встретиться с ним взглядом. Затаила дыхание в ожидании пояснения.

Где он был эти дни?

Почему не звонил?

Не выходил на связь?

И чего хочет сейчас?

— Я уезжаю. Билет взяла на утренний рейс. Вещи почти собрала, — развела руками вокруг себя. — Извини, если задержалась, — чувствуя, что еще чуть-чуть и сорвусь.

Почему он не дал мне спокойно уехать? Зачем появился в самый последний момент?

Для чего смотрит так, словно это не он мне, а я ему делаю больно?!

— Не надо, — мотнул он головой, делая шаг навстречу, — не уезжай, прошу! Я знаю, что виноват. Я с самого начала вел себя, как последняя мразь. И даже ни разу не извинился. Похоже, пришло время исправлять ошибки.

— Нет, Глеб. Я не могу так. Не хочу. Я устала. Отпусти…

Я видела, как меняется цвет его глаз с шоколадно-кофейного до почти черного. Как залегла хмурая складка на лбу и изменилось выражение лица.

— Ты даже не хочешь меня выслушать? Дать мне шанс? Нам? Понять?

— Я… боюсь, — призналась неожиданно для самой себя.

И затаила дыхание, глядя на него. Ругая сама себя, сжимаясь внутри и с детским трепетом ожидая дальнейших развитий событий.

Маленькая девочка во мне отчаянно не хотела соглашаться с происходящим. Она ревела и тянула руки к Забарскому, в надежде прильнуть к сильной груди, ощутить его тепло и снова почувствовать себя любимой.

А разум твердил обратное.

— Чего? — не сразу понял он.

— Сомнений. Их слишком много, Глеб. С обеих сторон. Ты ведь тоже не просто так исчезал, правда? И тебе, наверняка, есть что мне сказать.

Он сжал двумя пальцами переносицу, зажмуриваясь. Закусил губу, шипя сквозь зубы.