Подари мне семью

Отмахнувшись от не в меру любопытной секретарши, я прочесываю шевелюру пятерней и утыкаюсь в выползающие из принтера листки. Черные буквы упрямо расплываются и грозят превратиться в неясную стенограмму.

– Соберись, Лебедев.

Хлопаю себя по щекам. Полграфина воды осушаю. И, несколько раз перечитав то, что мы вчера обсудили с Ильиной, командую Жанне приглашать немцев ко мне в кабинет.

– Гутен морген, герр Нойманн. Герр Вольф.

– Гутен морген, герр Лебедев.

Оживляю свои скудные познания в иностранном языке и поднимаюсь, чтобы обменяться рукопожатием с двумя сухощавыми невысокими мужчинами, похожими на друг друга как близнецы.

Они одинаково поджимают тонкие бескровные губы. Одинаково морщат длинные крючковатые носы с горбинкой. И хмурятся тоже одинаково.

В общем, я кое-как вывожу общение с ними и украдкой благодарю знакомого переводчика, с помощью которого удается выторговывать вкусные условия контракта. Огромный вагон сил трачу на эту встречу и могу лишь только устало выдохнуть, черкнув свою подпись на договоре.

Хаотичные, мысли витают далеко от офиса – рядом с девушкой с платиновыми волосами и ямочкой на щеке и рядом с маленьким хоккеистом, и никак не хотят возвращаться в рабочее русло. Яркие картинки лишь дополняют творящееся со мной безумие, градус волнения растет в геометрической прогрессии, и я успеваю накрутить себя до предельных величин примерно к обеду.

Без объяснения отменяю запланированные на вторую половину дня дела и покидаю офис под укоризненное молчание Жанны. Не могу больше сопротивляться непреодолимой потребности и яростно атакую Кирин мэссенджер.

«Ты где? У себя или у родителей?».

«У родителей».

«Через час приеду».

Не смотрю, ответила ли она что-то на мое сообщение. С визгом выкатываюсь с парковки, и, поймав «зеленую волну», долетаю до нужного адреса гораздо быстрее, чем рассчитывал. В башке каша. Под ребрами резь. В багажнике – моя старая счастливая клюшка для Мити. А над головой безбрежное голубое небо – безмятежное, умиротворенное.

В нем можно раствориться и забыться. Но мешают бушующие за грудиной страсти. Сейчас я напоминаю себе оголенный провод. Дотронься – шарахнет, пустит по венам высоковольтный ток и перемелет в невесомую белесую пыль.

Заглушив двигатель, я неловко вываливаюсь из автомобиля. Ступаю неровно. Эмоции разрывают – никогда столько не испытывал. Того и глядишь, свалят с ног.

Только я ошибаюсь, когда думаю, что достиг эмфатического пика. Настоящий шок испытываю, когда Кира протискивается в приоткрытую калитку и смотрит на меня испуганными глазищами.

Домашняя такая, в свободной футболке белого цвета и огромных сиреневых штанах. С волосами, заплетенными в тугую косу. Без грамма макияжа на бледном лице, Ильина не улыбается. Мнет тонкими пальцами ткань и кажется еще более хрупкой, чем обычно.

Девочка из моего прошлого, что обрело в настоящем колоссальный смысл. Девочка, которой я причинил много боли. Девочка, которая способна ответом один-единственный вопрос отправить меня прямиком в ад.

Сглатываю рассыпавшееся в глотке стекло. Делаю шаг, другой, третий. И выдавливаю самоубийственное.

– Кира, Митя ведь мой сын, да?

Глава 15

Никита

Слова падают между нами не то что булыжниками – осколками горной гранитной породы. Рассекают попутно кожу. Ложатся непосильным грузом на плечи.

В это мгновение из мира будто выкачивают все звуки – наступает непроницаемая тишина. Абсолютный вакуум. Краски тоже исчезают – все вокруг устилает мелкий серый песок.

И мы стоим посреди этого пепелища и буравим друг друга обоюдоострыми взглядами.

– Какое это имеет значение, Никит? – взвесив какие-то свои доводы, выдает Ильина, а меня от этого ее показного равнодушия только сильнее раскручивает. В груди все раскурочено – там зияет черная беспросветная пустота. На месте сердца – часовой механизм бомбы замедленного действия.

– Огромное, Кира. Огромное.

Отвечаю едва слышно – хоть и до зуда в легких хочется кричать. Уничтожаю жалкие сантиметры, отделяющие меня от Киры, и встаю к ней вплотную.

Не прикасаюсь. Боюсь, что непосредственный контакт сожжет на хрен все оставшиеся ограничители и вытравит крохи здравого смысла, удерживающего меня на краю пропасти. Я и так на грани. Столкнет – превращусь в дикого поехавшего зверя.

– Да, Лебедев. Митя – твой сын.

Получаю гребанную горькую правду.

Распластывает. Разматывает в хлам. Кажется, раздирает тело. Разбрасывает остатки внутренностей по сторонам. Заливает землю под ногами фантомной кровью, вытекающей через сквозные отверстия.

Мое тело изрешечено невидимыми пулями. Аккурат между ребер сдетонировал самодельный фугас. Лютая боль разливается от макушки до кончиков пальцев ног. Глушит. Слепит. Выводит из строя барахлящие системы. Так, что я с большим трудом могу рассмотреть Кирины серо-голубые глаза и расслышать, что она продолжает говорить.

– Только это ничего не меняет. У тебя своя жизнь. Своя семья. Жена, которая ждет дома. Ребенок, которому нужно уделять внимание. Кто, кстати, у вас родился? Мальчик? Девочка? Близнецы?

– Нет никакой семьи. И ребенка нет. Никогда не было!