Подари мне нежность

– Значит, придерживайся хотя бы этого, – погрозила ему пальцем Адди. – А то смотри мне!

Лахлан громко рассмеялся:

– А то что?

– Будешь отвечать передо мной! – пригрозил Каван без малейшего намека на улыбку.

Лахлан ухмыльнулся:

– Не бросай вызов, проиграешь!

– Очень сомневаюсь, но ты можешь проверить. – Каван подошел к Гоноре и протянул ей руку: – Пойдем, жена, ты мне нужна.

Немного поколебавшись, Гонора вложила свою руку в его. Ей хотелось спросить, зачем она ему понадобилась, но какая-то часть ее сознания не желала слышать его ответ. Она собиралась сказать, что у нее еще масса дел, но долг перед мужем все равно перевешивал все остальное. Гонора прекрасно понимала, что выбора у нее нет и она обязана сделать все, чего бы он ни захотел. Его теплые пальцы надежно сомкнулись на ее холодной ладони, словно Каван не хотел ее отпускать.

Гонора удивилась, когда они остановились в большом зале. Каван взял ее зеленый шерстяной плащ, лежавший на столе, и безо всяких объяснений протянул его жене. Гонора накинула плащ, предположив, что они пойдут на улицу, но Каван повел ее к лестнице, и они поднялись наверх, на крепостные стены.

Каван шел первым и остановился, чтобы посмотреть на далеко простирающийся перед ними пейзаж. Гонора остановилась рядом, любуясь открывшимся видом.

– Я хотел взять тебя сегодня с собой на вересковые пустоши, чтобы поблагодарить за все, что ты сделала для моего брата, – произнес Каван и показал на затянутое тучами небо. – Но погода для таких прогулок неподходящая.

– Это очень мило с твоей стороны. Спасибо.

Он обернулся, и Гонору поразила нежность, с которой он смотрел на нее. Из темных глаз куда-то исчезла жесткость, пропал подозрительный прищур. Губы Кавана заметно расслабились, и ей показалось, что он вот-вот улыбнется. А суровый подбородок, хотя и оставался суровым, уже не выдавался так сильно вперед, как будто был готов принять удар. Такую мягкую душу Гонора могла бы попытаться узнать получше.

К сожалению, все мгновенно исчезло, и Гонора подумала, что его доброта ей почудилась, потому что она так о ней мечтала.

– Ты хорошо послужила мне, жена.

– Это мой долг, – отозвалась она и отвернулась, глядя на бесплодные пустоши, окружавшие замок.

– Безбрежная пустота, – сказал Каван, глядя туда же.

– Безбрежный покой, – поправила его Гонора. – Там ничто не скрывает своей красоты и не прячется от тебя. Все открыто, беззащитно и приглашает тебя быть таким же.

– Беззащитным быть плохо! – сердито буркнул Каван.

– Мы все беззащитны.

– Только если допускаем это, – отрезал он. – Всегда есть выбор – быть сильным или слабым.

– Сила бывает разной, – мягко возразила Гонора. Ей казалось, что она должна как-то оправдаться. Она знала, что Каван считает ее покорной, беспомощной и, возможно, не желающей защищаться, но с раннего детства ей удавалось уберечься с помощью единственного доступного ей оружия – собственного ума. И пусть он не наносит смертельных ударов, как меч, все же он помог ей выжить.

Каван медленно кивнул:

– Тут ты права.

Он замолчал и снова стал смотреть на пустоши. Гоноре очень хотелось понять, о чем он думает. Муж почти не разговаривал с ней. Эта вылазка наверх удивила ее, а несколько произнесенных им слов явились весьма неожиданными. До сих пор ей казалось, что он нарочно держится от нее подальше и не обращает на нее никакого внимания, и, вспомнив все это, Гонора сказала себе, что он просто выражает так свою благодарность, и больше ничего.

Хлестнул сильный порыв холодного ветра, и Гонора вздрогнула, поплотнее закутавшись в плащ. Каван как будто не заметил холода, хотя на нем был только плед, рубашка и башмаки.

– Ты замерзла, – произнес он, обнял Гонору и прижал к себе.

Ее мгновенно опалило жаром его тела. Жар проник под ее синюю блузку и коричневую юбку, согрел Гонору, и она вздохнула от удовольствия. Жар охватил каждый дюйм ее тела, кожу начало покалывать, и ей показалось, что и сама она запылала.

Над головой громыхнул гром, но Гонора не обратила на него никакого внимания. Она спрятала лицо на груди Кавана, упиваясь его запахом. Она не могла сказать, что особенного в этом запахе, что так привлекает ее – пахло землей, соснами и мужчиной, – но точно знала, что от души наслаждается этим особым ароматом, присущим только Кавану. Гонора потерлась щекой о его рубашку и глубоко вздохнула.

Внезапно Каван резко оторвал ее от себя и отодвинул на расстояние вытянутой руки. Глаза его гневно сверкали. Она не понимала, чем сумела так рассердить его, но он был рассержен. Подбородок выпятился вперед, губы плотно сжались, а темные глаза смотрели с неумолимой суровостью.

– Прошу прощения, – торопливо произнесла она в надежде исправить сделанную ошибку.

– За что? – спросил Каван голосом, походившим на рык, и испугал ее еще сильнее.

Она забормотала что-то невнятное, боясь рассердить мужа еще сильнее.

– Ты что, ничего не можешь сказать в свою защиту?

Гонора на мгновение зажмурилась, вспоминая, какие добрые были у него глаза, и постаралась удержать этот образ, чтобы достойно ответить мужу. Открыв глаза, она произнесла: