И он достал диктофон и выложил его на стол. Он лучился предвкушением, торжеством. Ни капли сочувствия или понимания там не было.
Я смотрела на крестного, словно видела в первый раз. Словно того, человека, что встретил меня недавно как родную, заменил жесткий и жестокий делец.
И этот диктофон. Глупо, но я не хочу его слушать, не хочу ничего знать. Брат? Брат моего недомужа? Нет, с меня хватит, я сама в этом разберусь, сама залезу в ту папку. Но не так.
Тетя Ира застыла с чашкой кофе в руках. Ее взгляд метался между мной и крестным. Она нахмурилась.
— Анатолий, — она грозно свела брови, — тебе не кажется, что ребята сами в состоянии разобраться в своих отношениях? Тем более они друг друга знают неделю от силы. Что за методы? У Ларика научился?
Теперь она смотрела на него жестко, словно эти слова должны были иметь особое значение для них. И, очевидно, имели, так как лицо крестного приобрело бурый оттенок.
— Ира, не лезь куда тебя не просят! Это мое дело, мое и Миры. Пусть она сама решает, что ей делать с этими знаниями.
Сестра моей матери со звоном поставила чашку на стол. Мгновенно из задорной квохчущей тетушки она превратилась в сильную и волевую женщину.
— Да ты ей и выбора не даешь! Ты прекрасно знаешь, что не читала она ту папку. Сам видишь, да наверняка тебе и Артем говорил об этом.
Я стрельнула в своего охранника гневным взглядом, который тот встретил совершенно спокойно. А вот я спокойна не была.
В последнее время мою жизнь трепало в разные стороны, и причины этому я найти не могла. Должно быть, так сложилось.
Но черт возьми, какого… какого все лезут в мою жизнь, не спрашивая меня! Хочу ли я этого, надо ли мне это? Пока я раскалялась добела, эта парочка не унималась:
— Ира, не лезь, твое дело — пирожки печь? Так и пеки, тебя сюда за этим поставили.
— Это ты так считаешь, индюк напыщенный! А я о ней заботиться хочу, заботиться, а не сажать в очередную золотую клетку.
Разговор набирал громкость. И в конце концов эти двое перешли на крик. Естественно, через какое-то время в дверном проеме показалось Машино лицо.
Она сонно, недоумевающе смотрела на меня голубыми глазами. Губа ее заплыла, а скулу украшал огромный синяк.
— Мира, может, мы с Кириллом пойдем?
На ее тихий голос среагировали лишь двое: я и Артем. Я отрицательно покачала головой, и мужчина молча пошел ее успокаивать. Я все объясню ей утром. Сейчас настало время заткнуть этих двух.
Они по-прежнему препирались. Багровое лицо крестного напоминало помидор. В таком состоянии он не был похож на близкого мне человека, он стоял на своем, теряя контроль над поведением.
Ирония, но сейчас он действительно напоминал мне отца в моменты гнева, которые с каждым годом наступали все чаще. Поэтому меня этим было не смутить и тем более не напугать.
Я смотрела на него, не вслушиваясь в слова. А вот тетя Ира блистала. Она с такой силой отстаивала мою самостоятельность, что я бы прониклась. Но, кажется, я уже утратила веру в людей.
Наконец именно она запнулась, наткнувшись на мой гневный взгляд, и замолчала. Крестный не заметил этого и уже вовсю сыпал оскорблениями, явно недостойными его статуса. Мне стало мерзко.
— Я прошу вас обоих замолчать и уйти. Надеюсь, я понятно выразилась?
Все-таки в воспитании моего папочки есть плюсы. Мне казалось, что лед моих слов сковал все вокруг.
Тетя смотрела на меня как-то странно, иначе. Она внимательно изучала каждую черточку моего лица, словно впитывая их. Наши глаза встретились, и я осознала: она меня понимает. Понимает как никто другой. Именно она заговорила следом:
— Мне надо пять минут, чтобы собраться, я все поняла. Утром я приду, сделаю завтрак и с ребятами посижу, — это был комментарий скорее Артему. — Не думаю, что их стоит оставлять одних в квартире. Перепугаются, не привыкли к обстановке.
Он кивнул, да и я не возражала. Она права, и все здесь присутствующие знали, что утром я снова убегу ото всех на работу.
После этого тетя вышла из кухни, и через пару минут я услышала, как хлопнула входная дверь.
— Ну наконец-то теперь можно поговорить нормально.
Крестный уселся в кресло и потянулся за своей наливкой. Я рывком выдернула у него из-под носа бутылку и вылила это пойло в раковину.
— Я, кажется, попросила оставить меня одну.
Наши взгляды скрестились. Крестный заметно занервничал.
— Мирочка, я все понимаю, тебе за эти дни досталось, но я хочу тебе лишь добра. Послушай меня…
— Нет. Это вы меня послушайте. Сейчас вы уберете свой диктофон и выйдете из моей квартиры, иначе сюда вам путь заказан. Это понятно?
Судя по злому взгляду и поджатым губам, ему было понятно. Он кивнул Артему, но тот не двинулся.
— Не положено оставлять ее одну. Сегодня я заступаю лично.
Дядя Толя удивленно взглянул на него, попутно набирая кого-то в телефоне и бурча под нос ругательства.
Он правильно сделал, что не стал спорить. Все же я дочь своего отца — это бесполезно.