Подари мне горы!

Сердце Дженнифер рванулось к нему, глаза вспыхнули в темноте теплым мерцанием. И тут же в ней зашевелился червь сомнения: ведь если все-таки… Бардалф возьмет верх над прошлым и вернется в особняк, она наверняка окажется без дома, без пристанища. Нет, уж лучше пусть все сложится так, чтобы он не смог отделаться от мрачных воспоминаний, которые подстерегали его в каждом углу этого дома. Пусть думает, что атмосфера в особняке осталась такой же тяжелой, ненавистной, какой и была, и что тени удочерившего ее отца Юджина Кеттла и злобной тетушки Берты всегда будут преследовать его в «Монтрозском углу».

Однако уже через минуту Дженнифер отбросила эти мысли прочь и на цыпочках вернулась к Бардалфу. Теперь он стоял перед дверью чулана, подняв высоко голову, сжав в кулаки руки. У нее мелькнула в голове мысль: Бардалф стоял сейчас не перед дверью чулана, а перед дверью своего ада. Ей стало искренне жаль его. Разве могла она сейчас спокойно уйти к себе в комнату, оставив его здесь одного?

Тихонько Дженнифер прошла по мягкому ковру и встала так близко от Бардалфа, что их руки соприкоснулись. На секунду ей даже показалось, что он попытался прильнуть к ней, но скорее всего это она сама сделала такое движение. И все-таки тот факт, что, он не раскричался на нее, уже был обнадеживающим, и ей опять-таки показалось, что когда они коснулись друг друга, его напряженные мышцы слегка расслабились.

Неожиданно его рука рванулась вперед, дернула за щеколду — и дверь чулана широко распахнулась. У Дженнифер перехватило дыхание. Лицо Бардалфа побелело, на лбу выступили блестящие капельки пота.

— О, Бардалф! — прошептала она и в тот же миг закрыла ладонью рот.

Он молчал. Его взгляд, источавший ненависть, был устремлен в темную пасть чулана, и Дженнифер в одно мгновение вдруг сама пережила ужас всех тех лет, вспомнив, как высоко и гордо держал Бардалф голову, когда злобная Берта отпирала перед ним эту дверь и он входил туда будто не в домашний карцер, а в рай.

Вокруг них в гостиной зависла мертвая тишина. Секунды с привычной неотвратимостью устремлялись в вечность, и вдруг среди этого сгустившегося молчания ночи, как удар гонга, прозвучал его голос:

— Запри меня в нем!

В горле у Дженнифер встал ком; она не могла выдавить из себя ни звука и вновь услышала его приказ:

— Сделай, как я тебе сказал!

Бардалф шагнул внутрь чулана, повернулся к ней лицом и сквозь стиснутые зубы процедил:

— У тебя стало плохо со слухом?

Сильно глотнув воздух, словно ей было трудно дышать, женщина подняла дрожащей рукой щеколду и медленно закрыла дверь. Все снова погрузилось в мертвое безмолвие ночи. Прошло несколько долгих, томительных минут. Дрожа от холода, она ждала и чутко прислушивалась. Стук ее колотившегося сердца гулко отдавался в ушах. Дженнифер не нужно было ломать себе голову, чтобы догадаться, о чем в эти минуты думал Бардалф.

Наконец изнутри раздался стук. Спотыкаясь и порывисто дыша, она открыла чулан, и из мрака прошлого вперед шагнул Бардалф — подрагивающий, съежившийся и в то же время какой-то весь победно сияющий.

— Ты замерзла! — Он нахмурился и растер ей плечи и руки.

— Нет. Но теперь мне теплее… Я просто поволновалась за тебя, — сказала она и осторожно смахнула с его рубашки паутину.

— Со мной ничего не произошло, Дженнифер. — Он повертел в руках ключ и на мгновенье задумался. — Теперь я упрячу этот ключ подальше, чтобы уже никого в чулане больше не запирали. Все, что было, отныне остается в прошлом.

— Я действительно не хотела закрывать эту дверь. Ведь чулан никогда не был твоим самым излюбленным местом на земле. Разве ты не испытывал ужас, когда тебя, совсем еще ребенка, изолировали в нем от всего и вся за малейшее непослушание? — спросила она.

— Для меня это был урок.

— И что ты из него вынес?

Он прочел в ее глазах удивление и непонимание.

— То, что человеческий разум может быть выше мелкой суеты и озлобленности.

— Но ты, наверное, испытывал страх всякий раз, когда тебя запирали в эту тесную, темную комнатушку, в которой ты должен был часами просиживать на холодном каменном полу?

— Иногда, Дженнифер, нужно смотреть страху прямо в глаза, чтобы стать сильнее.

— Но ведь… — Ее глаза еще больше расширились от удивления, — всюду в этом доме, куда бы ты ни бросил взгляд, есть вещи, о которых тебе, должно быть, не хотелось даже вспоминать, не так ли?

— Однако ты же уживаешься с этими вещами. Если в этом доме можешь жить ты, — мягко заметил он, — смогу жить и я.

— Я замешана из другого теста, — выдвинула она свой аргумент, хотя ей очень хотелось, чтобы разница между ними не исчислялась световыми годами. — Мы с тобой два противоположных полюса. Ты и твоя мать были, как… как вольные птицы! — воскликнула Дженнифер. — Вы оба стремились к свободному полету. Я же привыкла ползать по земле, и меня всегда можно отыскать по моему следу. Впрочем, я никогда не уползаю далеко от дома, так что меня видно невооруженным глазом из любого места.