Подари мне эту ночь

— Тяжелая работа, — сказала Адди, почти про себя. — Жаришься на солнце. Пораниться ничего не стоит. Никаких машин в помощь, и нет времени на отдых. Не понимаю, как кому-то может нравиться нечто подобное.

— Подожди, пока придется спиливать рога самым агрессивным животным, — отозвался Рассел и ухмыльнулся.

— Зачем они это делают? Что заставляет мужчину хотеть стать ковбоем?

— Не знаю, задается ли мужчина этим вопросом. Он либо делает, либо нет, вот и все.

— В этом нет ни капли романтики. Эта работа совсем непохожа на то, как ее описывают в романах или журналах. И уж конечно они получают не так и много денег за то, что делают!

— Черта с два не получают! Я плачу моим ребятам сорок долларов в месяц. Это почти на десять больше, чем они смогут получить еще где-нибудь в нашей стране за ту же работу.

— Я просто не понимаю, что их привлекает.

Рассел не слушал.

— Поехали, милая. Вон Бен вытаскивает бычка из болота.

Она неохотно последовала за ним, проехав дальше по пастбищу в сторону, где два лонгхорна основательно застряли в болотце, пытаясь ускользнуть от туч мух, спрятавшись в глубокой грязи. Один из бычков издавал жалобные звуки, в то время как другой, тихий и изнуренный, не протестовал, пока его тащили, привязав веревками к штырям на седлах нескольких ковбоев.

Адди неприязненно поджала губы при виде Бена, который обвязывал веревками лонгхорна. Его «Ливайсы» почернели от грязи от колен и ниже. Казалось, что он валялся в грязи вместе с коровами. Пот струйками стекал по его грязному лицу и шее, и кончики черных волос на затылке влажно завивались. Именно здесь ему самое место, в грязи.

— Похоже, Бену сегодня пришлось нелегко, — прокомментировала она с заметным удовлетворением.

— Он не боится работы. — Рассел с любовью посмотрел на старшего рабочего. — Мужчины уважают его за это. И они знают, что он не попросит их сделать то, чего не стал бы делать сам. Самое сложное на свете, Аделина, это работать на человека, который ленивее тебя, и столь же легко работать на того, кого уважаешь.

Это не слишком вписывалось в ее представление о Бене Хантере. В конце концов, он ведь убьет Рассела ради собственной выгоды. Легкие деньги. Такие люди не любят работать, разве не так? Ей не понравилось то, что у Бена могут иметься и хорошие качества, это усложняло ее представление о нем, как о беспринципном преступнике. А ей хотелось, чтобы все было элементарно.

Если бы она могла с кем-то о нем поговорить, с кем-то, кто помог бы ей облегчить бремя молчания! Все были так раздражающе довольны Беном. Они восхищались им и уважали его, не зная, что он на самом деле за человек.

Словно почувствовав ее взгляд, Бен повернул голову и посмотрел на нее. Ее поразил яркий цвет его глаз, изумрудов, окаймленных густой бахромой черных ресниц, глубоко посаженных на его загорелом лице. Какую-то секунду она не могла пошевелиться, захваченная в плен его пристальным взглядом. Несмотря на расстояние между ними, казалось, он мог читать ее мысли, и она почувствовала, как ее щеки начинают гореть. Она испытала облегчение, когда, наконец, его внимание обратилось обратно на бычка, пытающегося выбраться из трясины.

Животное пошатнулось на неверных ногах и упало на краю болотца, утратив всякое желание делать хоть что-то, кроме как лечь и умереть. Ругаясь, мужчины подошли к дрожащему лонгхорну и стали тянуть его, пытаясь поднять на ноги. После долгой борьбы мужчинам удалось выполнить задачу, и лонгхорн заковылял прочь в поисках чего бы пожевать. Оставив остальных вытаскивать второго бычка, Бен направился к Расселу и Адди, вытирая руки о свои джинсы. Адди заметила, как заледенела его улыбка, когда он посмотрел на нее, и что-то внутри нее беспокойно сжалось.

— Мисс Аделина. Надеюсь, ругательства тебя не оскорбили. — Он наклонил голову назад и прищурившись поглядел на нее. Как он и хотел, это замечание напомнило ей, что все здесь не ее ума дело, эта сцена была предназначена только лишь для мужчин. Язык, работа, одежда, каждая деталь здесь была абсолютной противоположностью свойственному женщинам окружению. Согласно законам этого мира она должна была торчать на кухне или сидеть за вышивкой, а вовсе не разъезжать по пастбищам с ее отцом.

— Я слышала и худшее, — сказала она.

— Я так и думал.

Бен пытался скрыть свои мысли, разглядывая ее. Он не мог объяснить себе, почему его чувства к ней стали меняться. Они невзлюбили друг друга с самой первой встречи, и с каждым ее визитом домой на время каникул их взаимная неприязнь лишь усиливалась.

Он со страхом ждал дня, когда она вернется из Академии благородных девиц навсегда. Он не выносил игр, в которые она так любила играть, ее капризов, ее способности всех вывести из себя и любого обвести вокруг пальца. С ним она всегда была надменна, пока отсутствие интереса с его стороны не заинтриговало ее, кончилось все это сценой в конюшнях, когда он попыталась его соблазнить. Когда он равнодушно отказал ей, она решила относиться к нему с неизменным отвращением, что его вполне устраивало.