Подари мне эту ночь

— Она…, — Бен откашлялся и остановился. Он не мог выговорить ни слова. Адди молчала, терпеливо ожидая, хотя про себя кричала, чтобы он продолжал.

— Она узнала, что беременна, — пробормотал он, его глаза вспыхнули виной и застарелой болью. — Моим ребенком. Я настаивал, чтобы мы поженились. До выпуска оставалось несколько недель и у меня были планы вернуться в Иллинойс, чтобы получить работу в банке моего отца. Она была несчастна, я волновался. Я хотел ребенка. Я хотел ее. Через день, после того как она сказала о беременности, она сделала аборт. Когда я узнал о том, что она сделала, я пожалел, что она не умерла вместе с ребенком. Я никогда больше ее не видел.

Сердце Адди наполнилось состраданием.

— Как тебе удалось закончить семестр?

— Деньги в нужные карманы. Мой отец был решительно настроен на то, чтобы его сын закончил Гарвард. Не было такой цены, которую не стоило бы заплатить. Меня это не волновало. Я словно омертвел.

— Мне жаль, что она так сделала, — прошептала Адди, — С ребенком.

— В этом была и моя вина. Я использовал бы ребенка как цепь и кандалы, чтобы держать ее рядом с собой…

— Нет. Она должна была поговорить с тобой. Ты помог бы ей найти способ жить с этим. Она должна была доверять тебе. Ты бы выслушал ее.

— Нет. Тогда я был другим.

— Не думаю, что настолько другим. Ничто не заставит меня поверить, что ты проигнорировал бы просьбу о понимании. Ты не сделал бы ее жизнь тюрьмой.

— Как ты можешь быть в этом уверена? – спросил он грубо.

— Я знаю тебя. Мое сердце говорит мне это.

Он отвернулся. Адди сидела у него на коленях, пытаясь понять, что скрывается за его молчанием. Внезапно он потянулся рукавом к глазам, промокая незнакомую влагу, и она обвила его руками за шею, отчаянно его прижимая. Она должна была убедить его в том, что она не станет такой, как та другая женщина, которую он любил, ее дух не сокрушит осуждающий мир.

— Я не такая, Бен.

— В некоторой степени такая.

— Хорошо, конечно я не хочу быть неспособной сказать, что я хочу или не делать то, что я хочу, только потому, что я – женщина. Но я не птица в клетке. И я хочу принадлежать тебе.

— Я не хочу заманить тебя в ловушку.

— Больше всего я боюсь, что останусь одна. Разве ты не видишь, что у меня есть больше свободы с тобой, чем без тебя?

Его руки обхватили ее плечи, он пристально посмотрел на нее. Сочетание невинности и опыта никогда не было столь явным на ее лице. Он видел порыв ребенка, страстную любовь женщины и глубину понимания, которая могла принадлежать человеку вдвое ее старше.

— Видит Бог, я никогда не позволю тебе уйти, Адди.

— Я это знаю.

— И я не буду пытаться изменить тебя.

— А я и не позволила бы.

— Нет, ты бы не позволила, — сказал он и немного расслабился. — Вы – настоящая женщина Аделина Уорнер.

— Слишком много для тебя, чтобы трогать руками? – спросила она вкрадчивым голосом, поддразнивая его. Внезапно оказавшись опрокинутой на спину, она улыбнулась, смерив его взглядом. Его глаза были наполнены желанием.

— Отнюдь нет, — сказал он, продолжая ей доказывать это способом, который не оставил у нее никаких сомнений.

* * * * *

Решения, принятые с глазу на глаз Беном и Расселом о том, как действовать в этой критической ситуации, семье не сообщались, но некоторые вещи были понятны и так. Самая важная – забор никуда не денется. Во-вторых, Рассел решил ограничить одиночные поездки по ранчо свои, остальных Уорнеров и ковбоев, вопреки тому, что они ожидали. Он оставался в своем кабинете и держался подальше от разрушенного заграждения, в то время как Бен контролировал строительство дополнительных хижин на границе, удвоил число патрулирующих «Санрайз» по ночам и дал задание работникам ковать новые столбы в основание заграждения.

Баррели драгоценной воды использовались для смягчения грунта, чтобы вырыть отверстия для столбов, возмущая тех, чьи стада были измучены жаждой. Мэй, Каролина, Адди и даже Лиа были заняты тем, что лечили порезы и царапины, которые колючая проволока оставляла на руках мужчин, занятых на строительстве. После нескольких дней такой работы Адди жаловалась Бену, что ее пальцы навсегда останутся коричневыми после бесчисленных бутылочек йода.

Реакция города и соседних ранчо на нападение на собственность Рассела была неоднозначной. Некоторые скотоводы, поддерживающие идею закрыть свою землю дешевым ограждением из колючей проволоки, были оскорблены так, будто сами подверглись такому нападению. Но некоторые говорили, что Рассел это заслужил. Много ковбоев ненавидели идею ограждения земель, они привыкли ездить свободно. Мелкие скотоводы, которые часто присваивали себе отбившийся от стада скот, дрейфующий через границы владений, также негодовали на строительство заграждения.