Подари мне дитя

Сбивая ноги о старые ступеньки, я стрелой влетела на пятый этаж и заколотила в дверь. Неужели Нина Васильевна их впустила? Но она же строго-настрого предупреждена, что нельзя открывать никому, кроме меня!

Она не знает всей правды, но ей всегда хватало ума понимать и принимать мои меры предосторожности. Лишь бы все было хорошо!

Дверь открылась медленно. В дверном проеме стоял Олег в моем фартуке. Долбаный Олег…

Я смотрела на него во все глаза, и меня начало отпускать. Только сейчас я поняла, что внутри лопнула пружина. Все хорошо, это не они.

Я посмотрела на настороженного мужчину, сделала шаг в квартиру и что было мочи ударила его наотмашь.

Глава 14. Маша

— Никогда больше! Слышишь? Никогда не смей заходить ко мне домой, пока меня тут нет!

Я скинула балетки и зашвырнула их в старенький шкаф. Подошла к ошарашенному мужчине, сдернула с него свой фартук.

Он молча наблюдал за моими действиями. И молчал. Молчал, черт его дери!

— Оделся и пошел вон. Чтобы я тебя даже близко не видела с нашим домом.

Меня начало не слабо так колотить. Нервное напряжение такого уровня не может пройти бесследно. Только я знаю, что я пережила в тот день. Никому не пожелаю испытать такого.

Когда самое дорогое в твоей жизни в руках какого-то то урода. И он не остановится, если будет нужно. Одно движение — и все, ради чего ты держишься в этом мире, разобьется на тысячи кусочков.

И их не собрать, не склеить. А этот нахал стоит в коридоре и смотрит. Смотрит своими карими глазами, словно читает каждую эмоцию на моем лице.

Я услышала топот ножек, и в меня со всего маху врезался Кирилл. Такой маленький, беззащитный. Мой самый дорогой и родной на свете человек!

Я прижала его к груди и пошла на кухню. Малыш словно почувствовал мое состояние и не сопротивлялся. Не проказничал и не хныкал, чтобы я его отпустила.

Я кинула взгляд на окно. Уже другое окно, не то, в котором висел мой ребенок, но мне все равно было страшно. Не хватало еще возвращения этой фобии. Я полгода на окна смотреть не могла.

Так мы и сидели: прижавшись друг к другу. Пока на кухню не зашел Олег.

— Маш, я не знаю, что произошло, но прошу прощения. Что случилось, что тебя напугало?

Он говорил так просто, словно ему было не все равно. Но это обман. Им всем все равно, что будет со мной, что будет с моим братом. Они приходят и берут.

Что-то давать взамен? Лишь бы нас целыми оставили. Я знаю таких вот помощников! Один из них так помог мне оставить в живых брата, что я теперь на волоске от очередной долговой ямы.

А второй нашел работу. Отличная работа, если не считать того, что каждый день я рискую всем! И могу оказаться в местах не столь отдаленных.

Им-то хорошо, они сидят в своих кабинетах, один — с новыми регалиями, а второй — в кресле начальника. Шутка ли — защитить уникальную диссертацию, получив один из самых интересных случаев для исследования на халяву? Или сидеть в клинике папочки на всем готовом.

Я больше никому не верю. Никому. Все должно было быть по-другому. Все. И Кирилла должны были спасти без многомиллионных вливаний, и работала бы я спокойно обычным участковым врачом поначалу.

Мне бы не надо было распродавать все имущество, продавать наш дом!

Все потому, что я, дура, поверила этим людям, а они обманули, недоговорили. И теперь я там, где я есть. Хвала небесам, хотя бы мой мальчик со мной…

Я молча достала из своей сумки целый блокнот, исписанный вдоль и поперек рекомендациями и схемами приема препаратов. Швырнула его Олегу.

— Я, кажется, сказала, чтобы ты шел вон. Я не желаю тебя больше видеть. Не смей к нам приближаться.

Наконец-то он понял. Поджал губы, смял блокнот и молча вышел. Я услышала, как в коридоре хлопнула дверь. Закрыла глаза. Боже, как же я устала.

Малыш в моих руках заерзал. Ему не нравилось долго сидеть на одном месте.

— Амамам!

Он тыкал пальцем в сторону плиты. Там на огне стояла сковорода. А в ней подгорала яичница. На душе заскребли кошки. А на глаза навернулись слезы. Так правильно. Так совершенно точно правильно. Нам никто не нужен, я справлюсь со всем сама!

Но убеждать себя — это одно, а ворочаться в пустой постели возле спящего ребенка — другое. Снова и снова перед глазами стояло ожесточенное лицо Олега.

А потом вспоминались губы, жар его рук, разливающийся по телу. Теплые ладони, сжимавшие мою грудь, пальцами очерчивавшие затвердевшие соски.

Пора было себе признаться, что Олег начинал мне нравиться. Своей улыбкой, напором, заботой. Может, все-таки с его стороны это искренне? Но я сама не верила себе. И ему. Не имела больше права на ошибку.

Еще за прошлые не расплатилась. А пока моя грудь продолжала ныть в ожидании его ласк. А сердце шептало, что скучает.

Следующий день пролетел как одно мгновенье в заботах о братике. Он словно чувствовал мое состояние: был нервный и капризный. Лишь небольшая прогулка в парке помогла его немного отвлечь.

А в воскресенье была рутина. Такая долгожданная и любимая, с одной стороны, и такая опасная — с другой. А я даже не узнала, кем работает Олег. Вот глупая! Он же должен чем-то зарабатывать на жизнь?