Подари мне белые сны

Кира присела рядом с ним на корточки.

— А почему ты думаешь, что это неисполнимо?

— Никто к нам не придет учить. У нас и класса для рисования нет. Дарья Матвеевна говорит, что на это денег спонсоры не дают.

Сережа, как и большинство детей, перенесших тяжелое заболевание, рассуждал совсем по-взрослому и оттого вызывал еще большую щемящую жалость, смешанную с восхищением.

— Мне повезло — мне вот это кресло подарили, и мольберт помогли приспособить. А хотите, я вам тоже картину напишу? Вы очень красивая.

Он опять улыбнулся своей милой улыбкой, взглянув исподлобья на реакцию Киры.

— Конечно, хочу!

— Договорились. Тогда эту яблоню я посвящу вам.

— Я польщена. Правда. Ты очень хорошо рисуешь, даже и без мастера.

Кира пожала его руку и поразилась, насколько хрупко его рукопожатие. И как он умудряется орудовать кистью — просто поразительно! Позже, от директрисы, она узнала Сережину историю. Родился он совершенно здоровым мальчиком, родители умерли рано, погибли в автокатастрофе, и его отправили к бабушке в деревню. Там он заболел в пять лет воспалением легких, и деревенский врач не нашел ничего лучшего, чем назначить ребенку лошадиную дозу сильнейших антибиотиков. После этого Сережа стал хуже ходить, ноги не слушались его. Поначалу это было не сильно заметно, болезнь прогрессировала постепенно, врачи затруднялись поставить диагноз, лечили все подряд, назначали лечебную гимнастику, а процесс тем временем медленно поражал нервную систему. Через два года он уже не мог передвигаться самостоятельно, требовалась инвалидная коляска, он стал плохо говорить, и только руки более или менее слушались хозяина, но сколько усилий он прилагал для этого! Старенькая бабушка не справлялась с ним, и местные власти помогли устроить мальчика в специализированный интернат, где как могли таким деткам помогали.

И вот тут-то и открылся у ребенка его дар — талант живописца. Сережа, утративший способность разговаривать как прежде, заговорил красками. Сначала это были простенькие рисунки, потом — все сложнее и сложнее. Ребенок словно ожил — у него и речь стала налаживаться, и интерес к жизни появился. Учителя замечали, что у него во время творческого процесса настолько обостряются чувства, что он начинает видеть мир так, как обычным людям недоступно, — особые краски, особый свет. Да и от картин его словно исходил свет.

— Вот только сам он все недоволен, — вздохнула Дарья Матвеевна, — все хочет учиться технике рисования профессионально, а мы не можем ему этого дать. И как послать его в художественную школу — тоже не знаем. С его заболеванием его ни в одну спецшколу не возьмут. Он ведь ухода требует, а кто ему сиделкой будет?

Кира пробормотала в ответ, что постарается поспрашивать среди знакомых, что можно сделать, но на самом деле плохо представляла себе, чем может помочь. Найти художника-волонтера куда сложнее, чем носителя иностранного языка. Да и нет в интернате условий для этого. Прав Сережа, кто же будет ездить сюда ради одного мальчика? Хотя можно ведь целую группу собрать, если заинтересовать, может, и другие дети потянутся.

Дарья Матвеевна повела Киру показать их классы.

— Если мы наладим преподавание иностранных языков, то можно будет один из классов переоборудовать именно под эти уроки.

Она даже уже присмотрела один из классов для этих целей и показала его Кире.

— Что вы думаете? Повесим плакаты, магнитофон поставим, телевизор для программ обучающих, может, компьютеры выпросим у спонсоров, хоть самые старенькие, и то пойдут.

— Отличная идея, — ответила Кира, витая мыслями в другом направлении.

В конце коридора она заметила дверь, расположенную особняком от других дверей.

— А там у вас что? — заинтересовалась она. — Гимнастический зал?

— Да нет, планировали поставить там тренажеры специальные, но так и не нашли на них денег. Пока пустует, гимнастикой наши в лечебном крыле занимаются, есть там небольшая комната, ее хватает, группы-то маленькие.

— А можно взглянуть?

— Пожалуйста, — Дарья Матвеевна пожала плечами. — Только вот для английского языка она не подойдет, слишком большая, дети просто не услышат учителя.

За последнее время Кира научилась доверять своей интуиции. Частично голос интуиции она приписывала своему червяку-паразиту, благодаря которому ее сны транслировали информацию. Сейчас внутренний голос совершенно четко говорил о том, что заброшенная комната окажется той самой.

Торцевое расположение позволило спроектировать в комнате окна вдоль двух стен. Высокие стеклянные пространства впускали столько света, что он просто заливал всю комнату солнцем. Кира не ошиблась. Это была она — студия. Конечно, требовалось много еще доделать, чтобы превратить ее в настоящую студию, но все же это была та самая комната из сна. Кирин дом тут был ни при чем. Это интернатовскую студию она видела во сне. Как она ее переделает, на какие средства, кто будет в ней преподавать живопись — все эти вопросы казались сейчас второстепенными. Она даже не думала, как будет их решать. Все, что она знала в данный момент, это то, что студия нашлась.