Под звездами

Его раздражала манера Шпагина говорить спокойно и твердо, отдавать приказания не терпящим возражения тоном, его всегда ладно обтянутый полушубок, перехваченный желтым ремнем с ярко начищенной латунной пряжкой, — даже постоянная выдержка и самообладание Шпагина. Во всем этом было что-то крепкое, уверенное. Казалось, Шпагин знает много больше того, что говорит. Ничего этого у Хлудова не было, и потому он завидовал Шпагину и страстно ненавидел его.

— Я вижу, вам тяжело, Вячеслав Георгиевич, — сказал Шпагин примирительным тоном, — но ведь мы же с вами воины, солдаты. Я только прошу вас взять себя в руки...

— Вы еще потребуете, чтобы я подворотнички ежедневно менял! — раздраженно перебил его Хлудов.

Шпагин махнул рукой и, ничего не сказав, отправился во второй взвод, где был наблюдательный пункт минометчиков.

—Немцы накапливаются! Открывайте огонь! — бросал он на ходу солдатам. Сон и усталость с него как рукой сняло, он был возбужден и решителен.

Вскоре в сосняке напротив роты стали густо рваться мины; открыли огонь и наши орудийные батареи, но тут началась немецкая артподготовка, высоту затянуло низко стлавшимся над землей пороховым дымом. Солдаты попрятались в траншеях, забились в блиндажи. Среди гула канонады выделялись какие-то неприятные, скрипящие звуки, похожие на усиленный во сто крат ослиный рев.

— Шестиствольные подвезли! — крикнул Шпагину Ромадин. Оба стояли рядом, внимательно глядя вперед слезящимися от едкого дыма глазами, чтобы не прозевать начало атаки, и только когда снаряд летел, как им казалось, уже прямо на них, они приседали и кричали друг другу:

— Ромадин, ложись!

— Ложитесь, товарищ старший лейтенант!

Вскоре прибежал Скиба и привел Болдырева и Лушина.

— Крупное дело, видно, гитлеровцы затевают! — указал Скиба на позиции немцев.

Болдырев, деловито осмотревшись, сразу же выбрал себе место в траншее и установил ручной пулемет. Солдаты оживленно приветствовали своего бывшего помкомвзвода:

— Не забыл еще, товарищ старшина, где затвор-то у пулемета?

— Что вы, ребята, думаете, я и в самом деле в завхоза превратился? — посмеиваясь, отвечал Болдырев.

Лушин, впервые попавший в бой, не знал, что ему делать. Он стоял с автоматом на шее, чуть не по пояс возвышаясь над бруствером своей нескладной, долговязой фигурой, беспомощно оглядывался по сторонам, жмурил глаза от дыма и то и дело протирал очки.

— Ложись, Глеб, что ты стоишь, яко столб! Убьют же тебя, чудачище! — крикнул ему Болдырев.

— Вот что, товарищ Лушин, — сказал Шпагин, — вам, пожалуй, лучше будет заняться подноской патронов. Ступайте-ка на патронный пункт, да нагибайтесь пониже — здесь это не считается зазорным!

Атака началась сразу на всем участке батальона. Немцы шли на этот раз не цепями, а отдельными мелкими группами, укрываясь за танками. Но Шпагин все же заметил, что на правом фланге, где был стык с первой ротой, немцы двигались гуще, плотнее, очевидно, там был намечен их главный удар. Он тотчас же позвонил об этом Арефьеву.

— Ротой, огонь! — крикнул Шпагин и выстрелил вверх красную ракету. Команду подхватили командиры отделений, и вдоль траншеи покатились крики:

— Огонь! По местам! Глядеть вперед! Приготовить гранаты!

Снаряды густо рвались среди наступающих немцев, выхватывая целые группы, по всему полю чернели на снегу фигуры убитых и раненых.

Наблюдатель, юный лейтенант с франтовато закрученными усиками, после каждого залпа кричал в трубку:

— Прицел меньше два!.. Прицел меньше два!..

Из кустов можжевельника прямой наводкой била по танкам пушка истребительного дивизиона, подпрыгивая при каждом выстреле. Огонь нашей артиллерии усиливался с каждой минутой. Немцев, бежавших по полю, становилось все меньше, на левом фланге их атака расстроилась, захлебнулась, но на участке первого взвода они продолжали приближаться. И вот Шпагин увидел, как они добежали до наших траншей и исчезли в них.

«Неужели прорвались? Нельзя допустить прорыва!»

Шпагин не знал, как он это сделает и сможет ли сделать, но твердо знал одно: он должен быть там, в первом взводе.

— Траншею не отдавать! — крикнул он Ромадину. — И Пылаеву передай! Ясно?

С Болдыревым и Аспановым Шпагин бросился по траншее к первому взводу, за ними побежали Скиба и Корушкин. Через несколько секунд они столкнулись с Балуевым. Его лицо было залито кровью, глаза испуганно расширены.

— Немцы прорвались! — крикнул он, задыхаясь. — Командира взвода убило... Молев за подмогой послал!

«Хлудов убит?» Это известие вызвало у Шпагина тяжелое чувство: тут была и жалость к нему и досада на себя за то, что не все сделал, чтобы поддержать его.

— За мной! — крикнул он. Впереди он слышал частый стук пулемета и треск автоматов. «Значит, не все еще пропало: кто-то остался там и дерется...