Под звездами

В этот момент Андрей, не открывая глаз, еле слышно прошептал: «Маша, это ты здесь?» — веял ее руку и снова впал в забытье.

Еще ночь Андрей провел в беспамятстве, в тяжелом бреду. К утру он попросил пить и уснул.

Проснулся он ранним утром. Сквозь маленькое оконце, расписанное сверкающими ледяными узорами, брезжил густо-синий рассвет, освещая землянку зыбким пепельно-серым светом; коптилка на столе едва светила тонкой, как лезвие ножа, полоской пламени. Он ощутил на лице чье-то горячее, тяжелое дыхание и, повернув голову, увидел слева от себя большое, с крупными чертами, сильно заросшее лицо спящего Ахутина. Андрей удивился, он не помнил, когда Ахутина принесли в землянку.

А затем он увидел Машу.

Под утро она уснула, сидя на нарах, засунув руки в отвернутые рукава полушубка; голова ее была откинута назад и опиралась о стену землянки, верхняя губа приподнята, светлые волосы выбились из-под шапки, на уставшем лице резко выделялись синеватые круги под глазами.

«Милая, измучилась, изнемогла, видно, без сна...»

Андрею очень хочется пить, во рту пересохло, но он не осмеливается будить Машу.

— Спи, Машенька, спи, — шепчет он тихо и радостно.

Где-то невдалеке ухают орудия, снаряды со свистом пролетают над головой и падают совсем рядом, землянка вздрагивает от их разрывов; доносится резкий, сухой стук пулемета. Андрей прислушивается к стрельбе и старается отгадать, в каком положении находится рота.

«Наш «Дегтярев» стреляет! Наверное, удержали траншею!» — думает он с удовлетворением.

Потом он пытается сосчитать, сколько времени прошло после ночного боя, в котором он был ранен, но мысли путаются, он сбивается и бросает подсчет.

В землянке холодно, неуютно. Печка погасла, ветер тоскливо подвывает в трубе, тянет по полу и наметает под дверью, покрытой толстым слоем мохнатого инея, длинные полосы снега. Андрей плотнее натягивает на себя полушубок и долго лежит неподвижно, мысленно перебирая события последних дней. Рана его горит, он не знает, что с плечом, но двинуть рукой не может.

«Неужели отвоевался?»

Он с любопытством рассматривает свои вытянутые поверх полушубка руки с похудевшими тонкими пальцами, пробует подвигать пальцами раненой правой руки — они шевелятся вяло, непослушно.

«А ведь я мог умереть!» — приходит ему в голову мысль. Холодок пробегает по его телу, он долго лежит, вдумываясь в смысл этой фразы, внимательно разглядывая землянку, все предметы, всякую мелочь, словно открывая в них какой-то новый, глубокий, до сих пор неизвестный смысл. Глядит на замерзшее оконце, любуясь бесконечной игрой света в ледяных кристаллах при малейшем повороте головы: синего света, падающего снаружи, и желто-золотистого — от коптилки; это целый мир из тончайших иголок льда, словно рукой великого художника расположенных на стекле в строгом, гармоническом порядке; он никогда раньше не задумывался, почему эти кристаллы складываются в такие бесконечно разнообразные, неповторимые, но всегда поразительно красивые рисунки. Надо будет выяснить это...

Как удивительна и бесконечна жизнь!..

Он вспоминает, что когда приходил в сознание, то всегда видел возле себя Машу.

Значит, она все время была здесь. Она перевязывала его, делала уколы, он это смутно помнит. Может быть, она и спасла его.

Он всматривается в ее лицо — на нем незнакомое, новое выражение. Какое-то внутреннее чувство подсказывает ему, что между ними что-то произошло, новое и важное, он явственно чувствует, что она стала ему ближе, но почему и как это случилось, не может припомнить.

Постепенно его охватывает радостное, горячее и трепетное ощущение жизни: он еще слаб, еще тело его истерзано болью, но уже чувствует, знает, что силы жизни победили, что он будет жить, жить!

Потом он долго и мучительно силится вспомнить, что за музыку слышал он тут, в землянке. Это очень знакомая музыка, он когда-то уже слышал ее, он твердо знает... И вдруг его осеняет: «Это же «Аппассионата»! Вот оно что было!»

И он мысленно повторяет запомнившиеся ему отрывки сонаты: вот трагическая борьба первой части, вот светлое, спокойное анданте, вот бурные вихри финала... Какая удивительная музыка!

Радость теплой волной вливается в его грудь, он лежит и прислушивается к музыке, которая звучит в нем, то затихая, то набегая волнами, вспоминает жизнь Бетховена— жизнь, полную мятежных порывов, смелой борьбы... Борьба, неустанная борьба — в этом и есть смысл жизни на земле...

От близкого разрыва снаряда Маша просыпается и недоуменно оглядывает землянку: после короткого тяжелого сна она не сразу понимает, где находится.

«Как же это я уснула... и печка погасла... холод какой».

Она поспешно встает, поправляет волосы, тихонько подходит к нарам. Все раненые спят, дыхание у Андрея ровное и глубокое, на его лице играет теплый румянец.

— Ты будешь жить, милый! — шепчет Маша и осознает вдруг, что называет Андрея на «ты». Да разве могла бы она назвать его иначе теперь, когда он стал ей таким близким, понятным.