Под золотым дождем

Пуританская элита Амстердама, все эти юристы, антиквары, негоцианты, менялы, священники, бюргеры и банкиры, все эти фарисеи (скажем, точнее!) были возмущены.

Хендрикье вызвали в духовную консисторию:

- Распутница и прелюбодейка, соседи обходят тебя на улицах стороною, как чумную... Клянись же перед священным распятием, что покинешь дом Рембрандта, дабы никогда более не осквернять житейскую мораль своей грязной порочностью.

- Нет, не уйду! - гордо отвечала женщина...

Она вернулась к нему, шатаясь, падая от беды.

- Что сделали с тобою? - встревожился Рембрандт.

- Они сделали.., отлучили меня от церковного причастия. Я теперь как собака, не могу войти даже в церковь. Но они не могли лишить меня святого причастия к жизни Рембрандта...

Через все препоны, через свой женский позор чудесным откровением пришла Хендрикье к нам из прошлого мира и осталась навеки с нами потрясающей "Вирсавией", заманчивой "Купальщицей", "Венерой, ласкающей амура", - она, запечатленная на этих полотнах, обрела заслуженное бессмертие.

Но дела самого Рембрандта становились все хуже: фарисеи не прощали ему Хендрикье, им не нравилось, что их мещанским вкусам Рембрандт прививает свои вкусы. О нем стали болтать всякую ерунду, заказчики уже вмешивались в его работу:

- Почему вы не гладко кладете краски?

- Но я же не красильщик, а живописец, - бесился Рембрандт.

Его навестил сосед, богатейший сапожник.

- Что вам надо здесь? Что вы шляетесь по комнатам?

- Я куплю ваш дом. Мне он нравится.

- Кто вам сказал, что мой дом продается?

- Соседи. Они сказали, что вы в долгах...

Саскии выпала вся полнота семейного счастья, даже Гертье получила свою долю довольства, зато бедной Хендрикье выпало пережить самое тяжкое. В дом-музей ворвалась яростная и жадная толпа кредиторов, подкрепленная сворой юристов, и они беспощадно описывали имущество художника. Все растащили! Но самое гнусное, самое мерзкое было в том, что среди грабителей появилась и Гертье Диркс, хватавшаяся за испанские стулья, обитые голубым бархатом, за редкостные клинки из Дамаска, она утащила мраморный рукомойник, она вытряхивала белье Рембрандта из орехового комода... Она восторгалась:

- Не хотел быть моим мужем, мазилка! Теперь все мое...

Именно ее подпись стоит под документом, объявлявшим по всей стране о банкротстве Рембрандта. Его, великого голландца, Голландия выбросила из дома, который он создал; он, плачущий, вытащил узел с пожитками на улицу... Теперь в его дом въезжал торжествующий хам - сапожник! Но среди всех потерянных вещей навсегда ушла от взора Рембрандта и картина "Даная". Наверное, он мог бы сказать ей:

- Прощай, любовь.., прощай, молодость!

"Даная" ушла, и кисть мастера уже никогда ее не коснулась.

Сложными путями картина переходила из рук в руки, пока из парижского собрания Кроза не оказалась в нашем Эрмитаже.

***

За окнами Зимнего дворца сиренево вечерело...

Картины от герцога Кроза сразу обогатили собрание Эрмитажа Екатерина с графом Минихом обозревала покупки. Возле рембрандтовской "Данаи" она вскинула лорнет к глазам:

- Быть того не может! Не спорю - картина хороша, но...

Где же золотой дождь, которым Зевс осыпал Данаю, после чего бедняжка сия и забрюхатела, вскорости породив героя - Персея!

Миних пожал плечами, неуверенно хмыкнув:

- Дождя нет, матушка. И сам не пойму, отчего Рембрандт, столь точный живописец, забыл о золотом дожде, проливающемся на узницу, жертву своего злого отца. Однако в коллекции Кроза эта "Даная" висела подле "Данаи" тициановской...

Значит, у самого владельца таких сомнений не возникало!

Екатерина перевела лорнет на творение Тициана:

- Ну, тут все точно, - сказала она. - Червонцы так и сыплют с неба, будто Даная угодила под золотой ливень... Недаром ее служанка подставила под него свой большущий мешок!

Миних, близорукий, приблизился к полотну Рембрандта, он почти обнюхивал картину, и Екатерина расхохоталась:

- Что вы там еще обнаружили, граф?

- Странно! - отвечал Миних. - Даная должна бы смотреть кверху, обозревая золотой дождь, но ее взгляд на картине обращен прямо перед собой... Получается, матушка, так, что эта несчастная ожидает любви земной, а не небесной!

- Да, - согласилась императрица, посмеиваясь, - что-то чересчур странно ведет себя наша Даная...