Adjudant’y объяснили, что самосуд за кражу у товарищей - исконный казачий обычай. Он согласился на порку.
Все население лагеря выстроили в карре на дороге перед бараками. Французские солдаты любовались невиданным зрелищем из окон «казармы Лафайета». Офицеры держали в руках фотографические аппараты, чтобы запечатлеть эту картину. Черные сыны Судана таращили свои глаза и заливались смехом, приседая при этом до земли.
Виновных привели на середину карре. Тут же поставили и вещественные доказательства. Первым заставили раздеться и лечь на свою бурку великана-кубанца.
Помилосердствуйте... ей богу, не виноват!
Двое держат его за плечи.
Братцы, да что ж это?
Добровольный палач из казаков замахивается жестким английским ремнем.
Не позорьте звания члена демократического учреждения. Во имя вольной Кубани... Ой-ой-ой! Ой-ой-ой!
Народный избранник почувствовал мучительное прикосновение ремня к голому телу. Обхватив руками свою косматую голову, он все время выл зверем, пока его секли. Когда же экзекуция кончилась, встал как ни в чем не бывало. Донец перенес порку так спокойно, точно она была для него самой обычной вещью.
Таковы сценки, разыгрывавшиеся иногда на константинопольских улицах.
Мечта славянофилов исполнилась. Русская армия, - русская в кавычках, но истинная сторонница тех национальных начал, которые провозвещали они, - наконец прибыла в Византию, родину своей культуры. «Растленный Запад», в лице французских солдат и офицеров, с изумлением наблюдал исконные нравы народа-богоносца.
Немало скандалов возникало и в женском бараке.
Благодаря помощи американского Красного Креста, женщины жили сравнительно сносно. Как и в штаб- офицерском бараке, у них имелись койки, матрацы, одеяла. Им выдавали какао, консервированное молоко и т.д. Этими дарами Америки они подкармливали своих настоящих и походных мужей.
Бездельная жизнь на всем готовом окончательно обленила даже тех из них, которые дома привыкли к труду.
Дело дошло до того, что никто из женщин не хотел выметать сор из своего барака. Постепенно у «барынь» образовались такие авгиевы конюшни, что грозили заразой всему лагерю. Русский комендант назначил старостихой женского барака одну вдову казачьего генерала, неотесанную «станёшницу»[48], думая, что она сумеет заставить «барынь» убирать из-под себя навоз.
«Барыни» забунтовали.
Ну, вот еще, я буду подметать у койки какой- нибудь поручицы! - язвительно заявляет одна молодая особа, считавшая себя супругой полковника.
С соседкой-поручицей у нее давнишние нелады.
Подумаешь, фря какая! Знаем вас... Я в законе живу, а ты «походная»... Много таких было у твоего полковника.
Поручица в ту же ночь горько поплатилась за эту дерзость.
Староста! Староста!
Что, в чем дело?
Прекратите безобразие: тут мужчины.
В женском царстве тревога. Как ни холодно, но многие поднимаются с коек. Одинокая лампочка тускло освещает барак. Спросонок никто ничего не видит.
Где, где мужчина?
Вот у этой, госпожи поручицы, под одеялом. Подозрительную койку окружает толпа самых отъявленных фурий, на которых неспособен позариться ни один мужчина.
Вот вам крест святой, нету. Это она по злобе, что я ее «походной» величаю. Не верьте ей! - чуть не плача умоляет раскрасневшаяся поручица.
Под одеялом у ней... Вишь, как пятится... В ногах ищите... Видите, какая там куча.
Злополучный поручик извлечен на свет божий. Он готов броситься в Босфор, и физиономии буденновцев в этот миг были бы ему более приятны, чем лица представительниц прекрасного пола.
После этого в женском бараке поднимается такой шум и вой, точно и на самом деле на белогвардейский лагерь напал Буденный.
Под знаменами Врангеля гнило все, и гнило заживо... А вождь все еще называл себя и своих верноподданных солью земли русской. Он все еще не изверился в свою счастливую звезду, уповая на русское авось, небось да как-нибудь.
На кривую плохо надеяться... Не вывезет. Не удержались на голове, где же удержаться на хвосте, - говорили в Серкеджи, иронизируя над его бряцанием ржавым оружием.
В феврале он объехал лагеря в Галлиполи и на о. Лемносе, или, по эмигрантской терминологии, в «Кутепии» и на «Ломоносе». У него не было желания смотреть в корень вещей, узнать подлинное настроение низов и ознакомиться с их нуждой и горем. Этот честолюбец довольствовался внешней стороной, которую показывали ему его раболепные генералы. Эти последние, субсидируемые им, готовились встречать его, как коронованную особу. В Галлиполи куча денег ушла на покупку разной мишуры вроде материи национальных русских цветов. Румянами и пудрой хотели прикрыть гнойные лагерные язвы. Единоверцы-греки не пропустили случая поднять цены на ходкий товар.
Союзники нас продали, но они скоро раскаются в этом. Не за горами тот час, когда опять потребуемся мы. Орлы! Терпеливо переносите все невзгоды. Вы еще взмахнете своими могучими крыльями, и славен будет ваш новый полет, - истерично вопил вождь на параде.